гротескно увеличенными чертами, выглядели агрессивно. К тому же в руках-лапах существа держали утыканные гвоздями биты.

- Это кто? – шепнул Гор. – Огры?

- Это люди, Егор. Люди! – устало ответил Влад, напряженно массируя грудную клетку. – Просто очень уродливые. Это цирк, Егор, привыкай.

- Да весь ваш Боград – хренов цирк! – в сердцах буркнул Гор.

Смрад разложения окреп, стал почти физически осязаемым. Фильтры справлялись едва-едва. Гор видел, как пожилая дама с фиолетовыми волосами согнулась, держась за живот, и выблевала струю желчи на висящий на шее фотоаппарат. С повисшим на плече Владом, Гор кое-как отыскал места и с радостью сбросил свою нелегкую ношу. Ноша развалилась в мягком бархатном кресле, уронив подбородок на грудь. Глаза лихорадочно сновали под закрытыми веками, впалые щеки ходили туда-сюда, словно жабры.

- Знаешь, я начинаю чувствовать себя полным придурком, - пробурчал Гор, упираясь в поясницу и с хрустом выгибая спину. – Каждый раз тебя спрашиваю, как попугай, «что дальше?», «что дальше?», а ты меня кормишь чайной ложкой, этими тухлыми секретами. Ты, знаешь что?! Ты или уже рассказывай все, или иди на хрен, понятно?!

Он все же разозлился, хотя старался сдерживаться. Почувствовал, как натягиваются, белея от злости, скулы. Достало, черт возьми, сколько можно! Влад в ответ заперхал своим новым неживым смехом.

- Во-от! Вот этого я ждал… Повезло мне, что ты умный парень, Егор.

Карие глаза, так похожие на глаза Гора, распахнулись, моргая опаленными ресницами. Челюсти Влада двигались тяжело, и фразы получались как у старых роботов-автоответчиков, с паузами невпопад, странными ударениями и полным отсутствием эмоций.

- Ты прости, я снова. С чайной ложкой. История там запутанная. Долгая и не очень красивая. Чтобы понять, тебе. Лучше увидеть ее, чем. Услышать а я. Сейчас даже языком с трудом. Ворочаю.

Гор хрустнул кулаками. Глубоко вздохнул, изгоняя злость, смиряясь.

- Ладно... Ладно. Тогда… что дальше?

- Дальше смотри. Представление. – Влад снова растекся по креслу. – А я поймаю. Ее поймаю. Она здесь…

Он вцепился в подлокотники пальцами и отъехал окончательно. Гор, пожав плечами, плюхнулся на свое место. Смотреть представление, значит смотреть представление.

IX

Все началось неожиданно, без объявлений конферансье и бравурной музыки. В свет софитов, марионеточными движениями переставляя двухметровые ноги, выбралось существо настолько уродливо-гротескное, что зал, поневоле, прекратил шептаться, ерзать и шуршать попкорном. Егор, хоть и ерепенился, а тоже онемел вместе со всеми. В кромешной тишине кадавр ковылял к середине манежа, под самые яркие прожекторы, давая зрителям возможность разглядеть суставчатое тело, сшитое из кусков плоти. Черные нитки стягивали раны нарочито грубо, так, что существо – вдвое выше обычного человека, но при этом невозможно худое, тонкое, - выглядело шатким.

Я безразлично откинулся на спинку кресла. Вопреки расхожему во внешнем мире мнению, Боград та еще дыра, и здесь чертовски трудно отыскать достойное развлечение. Это представление я видел несколько раз, далеко не лучшее, что выдавали в свое время сценаристы Кроули. Усталость и бессилие не добавляли желания пересматривать многократно виденные трюки. Я регенерировал легкие и искал Мими, весь последний год ее слабенький сигнал шел именно отсюда.

С трудом удерживая равновесие костлявыми руками, кадавр добрался до центра, и замер, покачивая болезненно раздутым лысым черепом. Из-за его спины, дурашливо кривляясь, вышагнул размалеванный клоун с дробовиком в руках. Кадавр задрал безносую морду под купол цирка, и завыл протяжно, умоляюще. Зал схватился за уши, повскакивал с мест, столько горечи было в голосе уродца. Нас с Егором от манежа отделал полуметровый бортик, и я изрядно удивился, видя, что мальчишка не дернул ни единым мускулом. Лишь когда вой сделался невыносимым, Егор сжал губы в бледную нечитаемую полоску, но уже в следующую секунду клоун вскинул дробовик, и снес кадавру голову.

Череп взорвался, как начиненный петардами арбуз. А следом взорвался зал. Аплодисменты, крики и свист, топот и восхищенная ругань. Рядом выше взвинченный мужской голос тараторил скороговоркой – охренеть! охренеть! вы видели?! охренеть! Оглушительно щелкнув, включились дополнительные прожекторы, утопив манеж в мягком пушистом свете. Змеей выстелился кудлатый дым, скрытые динамики зарычали электрогитарами на одной протяжной ноте, и профессионально поставленный голос возвестил:

- Дамы и господа! Кроули-цирк приветствует вас!

Овации переросли в истерику. Зрители бесновались, глядя, как сексуальные девушки в костюмах медсестер, под бодрый хард-рок выкатывают на арену тележки с посиневшими телами. Виляя бедрами медсестры пошли по рядам. Маня пальцем, вытягивая за галстук, галантно подхватывая под руку, они увлекали зрителей на манеж. Я вжался в кресло, стиснув зубы. Все силы уходили на выращивание клеток для новых легких. Крошечный резерв оставался на болевую блокаду, самую слабую, чтобы только не орать от боли.

Призывно улыбаясь и стреляя густо подведенными глазками, медсестры раздали зрителям топоры, тесаки и ножи, собственным примером демонстрируя, как проверить, что тела на каталках действительно мертвее мертвого. Кто-то отпрянул в ужасе, что-то замотал головой, возвращая оружие, но большинство, возбужденно блестя глазами, принялось с энтузиазмом кромсать покойников. Краем глаза я заметил, как Егор рефлекторно положил ладонь на шею, словно пытаясь удержать подступившую к горлу рвоту. Вот так-то, мальчик, вот и все твое хваленое равнодушие! Радуйся, что музыка перекрывает чавкающие звуки лезвий, входящих в мертвую плоть.

Под взрывы фейерверков на арену ворвался мужчина на ходулях. Черные фалды его фрака волочились по земле перебитыми вороньими крыльями. Черный конус цилиндра целился в купол цирка, отчего мужчина казался еще выше. Упрятанные в черные перчатки пальцы изгибались, как щупальца. Из-под цилиндра на зал смотрел кусок жирной земли, пронзенный бледными могильными червями. Комья ее падали на белоснежную манишку, оставляя черные пятна, кольчатые хвосты отчаянно шевелились. Дьявольский хохот колонок носился под сводами, пока медсестры оттаскивали опьяненных насилием зрителей обратно на места.

Мужчина принялся в танце кружить над растерзанными покойниками. На ходулях это получалось у него на удивление красиво и отточено. Над каждым телом он зависал ненадолго, делая эффектные пассы руками, после чего перешагивал через тележку и двигался к следующему. Он плевал в застывшие лица, воздевал руки к невидимому небу, и тут же бросал вниз, точно вонзая в землю. Зрительный зал колыхался волнами, а мне от этой клоунады становилось все противнее. В Цирке Некромантов не было уважения к смерти. Лишь дешевый кич, да забористый трэш на потеху толпе. Сегодня я меньше всего хотел быть ее частью.

- Не обманывайся, Егор - сквозь боль глухо выдавил я. – Это танцор, артист. Настоящий некромант не здесь.