Он передал Хопперу фотокарточку. На ней были запечатлены три человека: профессор Руффус (он был в том же костюме, который был на нем, когда обнаружили тело), сам охотник и еще один. Лицо последнего единственное прорисовалось четко. Это был смуглый человек, навьюченный, казалось, всем скарбом обоих джентльменов-путешественников: несколькими чемоданами, дорожными сумками, кофром с вооружением и дюжиной баночек, в которых сидели пойманные мотыльки.

– Гм. Ничего не понимаю. – Хоппер сморщил лоб. – Не узнаю этого места…

– Разумеется! Как ты можешь его узнать, если это где-то в треклятых джунглях? Посмотри на гуталинщика.

– Гм. Ты думаешь, это о нем говорил доктор Горрин?

– Шанс есть. Он одет в костюм. Не в те лохмотья, что у туземцев-гребцов, – констебль поискал нужную фотокарточку и передал ее напарнику, – а в костюм, какие носят здесь, в Габене. Вероятность того, что он отправился в экспедицию с профессором отсюда, весьма высока, не будь я Грубберт Бэнкс! А значит…

– Значит, это тот же гуталинщик, который приходил к аптекарю Медоузу за мазью от лихорадки, – закончил Хоппер. – Гм. Ты видел подпись?

Бэнкс выхватил из руки у напарника карточку. На обратной стороне было аккуратненько выведено: «Профессор Руффус, сэр Хэмилтон и Вамба. Среднее течение реки Хнили».

– Вамба, значит, – прищурился толстяк.

– Н-да… Жаль, там не указан его адрес.

– Не все сразу, не все сразу. – Бэнкс даже закусил губу от предвкушения. – Сейчас мы наведаемся к сэру Хэмилтону, а у него уже и узнаем, где нам найти этого гуталинщика, который, скорее всего, и является тем типом с кофром с вокзала. Это если не сам сэр Хэмилтон – тот тип с кофром, разумеется. Хотя я все же ставлю на гуталинщика!

– О, наша станция! – взбудораженно воскликнул Хоппер, когда трамвай остановился, и из рупоров-вещателей раздалось: «Станция Хайд. Площадь Семи Марок». Констебли так заговорились, что и не заметили, как доехали.

– Жди! – крикнул толстяк трамвайщику через весь вагон. – Полиция сходит!

Подхватив самокаты, Бэнкс и Хоппер спешно покинули трамвай. Прочие пассажиры, не сговариваясь, испустили дружный вздох облегчения.

Следом за полицейскими прямо перед тем, как двери снова закрылись, из вагона выскользнула невысокая лохматая фигурка в черном костюмчике…

…Господа констебли Бэнкс и Хоппер катили в тумане на своих самокатах по Уирмур, которую еще называют «улицей Треснутых Моноклей» из-за старой лавки очков в ее начале – на вывеске лавки были изображены лица двух джентльменов-близнецов с теми самыми треснутыми моноклями.Колеса скрипели, полицейские башмаки раз за разом гулко отталкивались от брусчатки, а подвешенные на рулях фонари высвечивали в тумане уже всего лишь пару ближайших футов.Улица выглядела совершенно пустынной. Светились некоторые окна, но их, словно полуистлевшим театральным занавесом, затянула собой белесая поволока.

Джаспер Доу мчался следом за констеблями, пытаясь и не отставать, и в то же время не шуметь. Он очень жалел о том, что при нем не было его замечательных паровых роликовых коньков, которые подарили ему мама с папой и которые лежали в коробке на дне комода.

Как только он вспомнил о родителях, будто вспышками в его голове пронеслось: крики, мама зовет на помощь, белоснежное лицо отца, ветер, рвущийся через разбитый иллюминатор, и сирена… штормовая сирена, взвизгнувшая из рупора на каком-то столбе.

Джаспер вздрогнул. Нет, сирена была здесь. Была сейчас. Дурные воспоминания словно выключили его прямо на бегу. Он споткнулся, потерял равновесие и с размаху шлепнулся на ржавую решетку, перекрывавшую сточную канаву. Решетка громыхнула, эхо разошлось в тумане.

Служители закона остановили самокаты. Джаспер застыл.

– Что такое, Хоппер? – прямо над головой мальчика раздался голос толстяка Бэнкса.

Громила Хоппер посветил фонарем в туман.

– Ты слышал? – негромко проговорил полицейский и шагнул в сторону затаившего дыхание Джаспера. – Кто-то идет за нами.

– Ой, да брось! – нетерпеливо воскликнул Бэнкс. – Поехали! Нет времени затягивать процедуру. Аапчхи! – Констебль чихнул на всю улицу, чем поставил своеобразную точку, и, оттолкнувшись от мостовой, нырнул во мглу.

Хоппер еще пару мгновений простоял, вглядываясь в серое марево, затянувшее улицу, но так никого и не обнаружив, вскочил на самокат и покатил за напарником.

Джаспер как следует обругал себя и поднялся на ноги. Его костюм был весь перепачкан – миссис Трикк точно не обрадуется. И все же сейчас он ни за что не мог себе позволить отстать и потерять полицейских в тумане. Рыжие кляксы фонарей все отдалялись, и мальчик продолжил преследование.

И констебли, и Джаспер не сильно отдалились от площади Семи Марок, на которой они сошли с трамвая, но племянник доктора Доу уже успел порядком выдохнуться, его ноги болели, в боку кололо. Кашлять мальчик себе запрещал, и всякий раз, когда в горле начинало что-то чесаться, приглушенно «кхекал» в рукав. Он не без причины боялся, что грозные полицейские прибьют его, если поймают – обычными извинениями в таком случае не отделаешься.

Оба констебля тем временем уже совершенно забыли о том, что кто-то там их якобы преследовал. Прямо на ходу, не слезая с самокатов, они умудрялись вести вполне непринужденную беседу. Джаспер улавливал лишь обрывки разговора и сильно переживал из-за этого, полагая, что с каждым упущенным словом теряет важные улики, которые, возможно, смогли бы помочь раскрыть тайну мертвого профессора. Но переживал он напрасно – полицейские болтали о различных пустяках. Речь, в частности, шла о предстоящем полуночном радиоспектакле, афиши которого висели на всех афишных тумбах, на углах многих домов и даже на некоторых деревьях.

– Нужно успеть в «Колокол и Шар» к началу, – говорил Бэнкс. – Брекенрид непременно запустит «Таинственное Убийство» у себя в пабе. Даже не терпится! Я слышал, что сами актеры, которые озвучивали персонажей, падали в обморок от того, как там все жутко. Меня просто разбирает любопытство.

– Гм. Не знал, что ты такой любитель подобных дурацких историй, Бэнкс, – отвечал Хоппер.

– Это ты зря! Аудиодрамы, – толстый констебль произнес это слово с удовольствием, смакуя в нем каждую буковку, – очень занятная штука. Сидишь и не можешь оторваться – как будто ты сам все видишь и слышишь, как будто ты сам присутствуешь на месте этих происшествий. А тут еще и загадки, убийства, жуть!

– Будто нам этого в жизни не хватает, – проворчал Хоппер, но спорить не стал.

– Засядем в «Колоколе и Шаре», закажем пару пинт «Зайца», мясной рулет, и ты изменишь свое мнение