— Лена, я…

И тут из ниоткуда, словно гром в ясный день, появился старый знакомый — следователь. Он шёл непринуждённо и подошёл к нам так, будто мы друзья много лет:

— О, приветствую, Александр Дмитриевич! И Вам привет, Елена Игоревна. — с этими словами он демонстративно поцеловал её руку. Она отшатнулась в сторону. — Как у вас дела, товарищи? Как проводите законные выходные?

Лена сделала более дружелюбное выражение лица.

— Здравствуйте, Владислав Егорович. У нас всё хорошо. Вот, гуляем с Сашей по парку. А вы как?

— Рад за вас. А что я? А я тоже отдыхаю. Слушайте, а могу я поговорить с гражданином Гордоном?

— А зачем вам это? — спросила Лена строго.

— Да так. Обсудить кое-какие детали об убийстве гражданина Михалева. Я хотел бы опросить гражданина Гордона о его коллегах и обстановке в офисе в целом. Полагаю, гражданин Гордон, — обратился он ко мне, — это вас не затруднит?

Он постарался незаметно подмигнуть мне, но получилось очень уж заметно.

— Лена, я тебя надолго не оставлю. — сказал я. — Можешь пока на лавке посидеть. Я подойду. Не бойся, я тебя не оставлю.

Мои слова, по-видимому, мало её успокоили. Она была какой-то напряжённой, будто меня не следователь уводит, а какой-то подозрительный тип. Хотя, учитывая, как «дружелюбно» вёл себя следователь, действительно могло показаться, что он подозрительный тип.

Мы отошли в сторону к одному старому дубу и встали рядом с ним. Мы отошли так далеко, что наша речь вряд ли была бы слышна. Следователь вынул из внутреннего кармана серого пальто пачку сигарет и предложил мне одну. Я отказался. Он взял одну в рот и зажёг. Затянувшись, он спросил:

— Вы узнали о вашей ненаглядной что-нибудь новое?

Так и знал, что он меня об этом спросит.

— Слушайте, чего вы лезете? — спросил я в ответ. — Вы следователь, узнавать о людях — это ваша работа. Не моя.

— Я вас понимаю, — сказал следователь, — но и вы меня поймите: никто так не приближён к гражданке Гордеевой, как вы. Только вы способны узнать о ней новую информацию. Я, конечно, тоже пытался узнать, искал в архивах, но про неё всё очень мутно написано. Приехала то ли из Мурманска, то ли из Архангельска. Родители вроде и родные, а вроде и приёмные. Её биография невероятно темна. И я надеюсь, что вы сможете узнать о ней что-то.

Надеется он на меня. Нашёл, на кого надеяться. Да и просил ли я надеяться на себя? Не припомню такого. Не люблю, когда люди чего-то от тебя ожидают, не спросив, хочешь ли ты этого сам. Будто следить за Леной — это мой долг.

— Да и, в конце концов, разве вы не хотите узнать о ней побольше? — спросил следователь.

Чего лукавить? Хочу, конечно. Только не понимаю, какой у него интерес. Ей Богу, меня окружают люди-загадки: девушка с непонятными мотивами, следователь с непонятным интересом и сестра, скрывающая от меня что-то. Легко ли жить, когда не понимаешь людей вокруг? Не потому, что не способен понять, а потому, что они сами ничего не говорят — ни словесно, ни письменно, вообще никак. Нет, это невероятно трудно.

И всё же следователь понял, на что давить. Хочу ли я узнать о Лене? Да. Получается, он уповает на то, что я, имея общий с ним интерес, помогу ему. Он хитрый. А я не знал, как его перехитрить и знал, что он, вероятнее всего, не отстанет так просто, так что я решил рассказать ему про дневник. Пусть это даст ему мало, но уж извините — у меня больше нет ничего.

— Я был у неё в квартире. — начал я. — Она строго-настрого запретила мне открывать один ящик, но, поскольку её рядом не было, открыл. Там лежал дневник.

— Дневник? — спросил следователь. — Такой же, как у вас?

А он-то откуда знает, что я пишу дневник?

— Не знаю. В Ленином дневнике ещё были фотографии.

— Какие именно?

Я решил показать ему сфотографированную страницу дневника с таинственной фотографией какого-то парня. Следователь сильно прищурился и внимательно осмотрел фотографию.

— У гражданки Гордеевой очень красивый почерк. Только не совсем понятный. Да и фотография размытая, почти ничего не понять.

— Я тоже не совсем понял, кто на фотографии. И что написано, тоже не понял. Разобрал только три слова: «тот самый», «он» и «любимый».

— Тут дата указана. Судя по всему, это студенческие годы гражданки Гордеевой. Училась она в Питере… как и вы.

— На что это вы намекаете?

— А вы точно не можете опознать человека на фотографии?

— К сожалению, нет.

— А я, похоже, опознал.

Невозможно. Если я, глядя на подлинник снимка, не смог догадаться, то как догадался он, смотря на переснятую фотографию? Качество же ещё хуже стало.

— И кого же вы опознали? — спросил я заинтересованно.

— Вас, само собой.

Меня? Меня, чёрт возьми? То есть Лена шпионила за мной в те годы? Как? Я ни разу не сталкивался ни с ней, ни с кем-то, кто был бы похож на неё. Неужели она так хорошо скрывалась?..

— Она определённо больна вами. — продолжил следователь. — В психиатрии, кстати, название такому придумали: «Синдром Адели». У дочки писателя Гюго Адели была буквально любовная одержимость одним офицером, усугублявшаяся тем, что любила она его безответно. В конце концов она попала в психбольницу, где и прожила остаток своей горькой жизни.

Чего-чего, а вот одержимых мне в жизни не надо. Смотрел я «Изгоняющего дьявола», помню, что одержимость — вещь не самая приятная.

— Так если она одержимая, то почему она обычно ведёт себя адекватно? — спросил я.

— А кто вам сказал, что это постоянно проявляется? По шизофреникам, если это лёгкая форма, иногда даже и не скажешь, что они больны. Хотя иногда и они проявляют эту болезнь. Ну, странно ведут себя, например. Лена, случаем, не вела себя странно последнее время?

Конечно, так и хотелось разного рода странности объяснить её характером, но некоторые вещи всё же выбивались.

— Ну, как-то раз она не опьянела, хотя выпила две трети бутылки вина. Ещё ей спать долго не надо, по её словам. Когда Серегу Михалева, Царствие ему Небесное, убили, она и бровью не повела.

Следователь поминутно кивал головой и хмыкал в ответ.

— Ну, такое иногда встречается. — спокойно сказал следователь. — Однако чаще всего — по отдельности. А здесь всё в одном. Как я и говорил, гражданка Гордеева — персона неординарная.

Я решил рассказать и про то, как она зачем-то трогала