Я усмехнулся:

– Это не фокус. Это искусство, культивируемое на моей планете. При желании я могу на неопределенно долгое время перестать мыслить и чувствовать. В этом состоянии вряд ли кто сможет меня засечь. Но есть одно «но» – я должен быть в хорошей физической форме.

Он покачал головой:

– Нет, Никс, прекращение внутреннего диалога не избавит тебя от прослушивания. Разве что частично. Подсознательные процессы ведь ты погасить не сможешь, а хороший ментат всегда сможет их расшифровать. Настоящей же ментальной защите сразу не научишь… Да и сама попытка такой защиты будет подозрительна. Новичок не из шелтян, обладающий эмпатическими способностями…

– А как же тогда твое прикрытие? Разве оно не подозрительно?

– Я не просто прикрываю тебя, я еще создаю второй, ложный фон, – так, ничего особенного, мелкие мыслишки мелкого человечка. Что ж, придется подумать, как тебя отсюда вытащить поскорее.

– Кстати, – вздохнул я, несколько приуныв от сказанного толстяком, – спасибо за лечение. У тебя это отлично получается.

Он пренебрежительно отмахнулся:

– Прибереги свою благодарность для чего-нибудь другого. Эта работа доставляет мне огромное удовольствие, так что я имею с этого больше, чем ты.

– Не совсем понял, – я приподнял левую бровь. – Ты что, испытываешь удовольствие от чужой боли?

Явное неодобрение, проступившее в его глазах, заставило меня поспешно умолкнуть. Оскорблять его после всего, что он для меня сделал, я не хотел.

– Скажем так – от лечения этой боли, – сдержанно поправил он. – Чем больше повреждение живой ткани, тем большее удовольствие я испытываю при его устранении. Мои ощущения можно сравнить с работой реставратора, восстанавливающего древние, прекрасные произведения искусства. Особенно я кайфовал, когда вчера вечером заделывал дыру в твоей грудной клетке. Пришлось повозиться с твоим сердцем, оно напоминало раздавленное яйцо…

Я похолодел до кончиков пальцев, не веря своим ушам. Голова закружилась.

– Что?! О чем ты говоришь?

Он спокойно пожал плечами:

– Неудивительно, что ты этого не помнишь. Ты был практически трупом. Кенгш почти насквозь проткнул тебя своим излучателем. Чем ты его так разозлил?

Я уже вспомнил, уже вспомнил… Стоило Целителю только заикнуться об этом, и один из потерянных кусков памяти всплыл наружу.

Я вспомнил…

Страшную боль от удара прикладом, ввергнувшую меня в ад, а затем – мерзкую хватку шептуна… Меня передернуло от страха и отвращения, приступ неожиданной слабости заставил обессилено прислониться к стене за спиной и на минутку прикрыть глаза. Странная смесь чувств на мгновение стиснула сердце – благоговение перед способностями коротышки схлестнулось с инстинктивным ужасом. Минуты оказалось достаточно, чтобы я подавил и то и другое и снова открыл глаза.

– Так ты спас мне жизнь? – Я глубоко вздохнул, словно выбрался на поверхность со смертельной глубины. Если подумать, то так оно и было.

Его взгляд был каким-то странным:

– Возможно. Но речь сейчас не об этом. Тебе нужно как можно скорее покинуть Шелту…

– Я желаю того же.

– Это будет непросто.

– Догадываюсь. Недавно, кстати, ты предрекал, что мне придется привыкать к местной жизни.

– Не думал, что останешься самим собой. Как видишь, обстоятельства изменились. Да и потом, я уже давно не развлекался как следует. – Он добродушно усмехнулся.

– Не вижу в моем побеге ничего забавного.

– Для тебя, может, ничего забавного и нет… Ладно, теперь вот что. До вечера тебе придется просидеть здесь, делая вид, что ты себя очень скверно чувствуешь. После замены это будет выглядеть вполне естественно и никого не удивит. С толкучки в Город выходить не следует.

– Заметано.

– Так как у тебя есть банкос, ты автоматически попадаешь в разряд банконосцев, стоящих выше фаберов, поэтому в случае чего веди себя соответственно…

– То есть могу дать по зубам как фаберу, так и банконосцу? Кстати, мой банкос пуст, и я…

– Главное – сам факт, что он у тебя есть. Банкос здесь самая важная ценность после жизни. Без него шелтянин просто ничто – фабер, не имеющий никаких прав. В том числе и права отказаться от предложенной работы.

Я понимающе кивнул в ответ на его многозначительный взгляд.

– Этим же вечером мы двинемся отсюда.

– Те же мысли приходили и ко мне, – кивнул я. – Но хотелось бы знать, из каких соображений исходишь ты? Почему вечером? Не подумай, я не сомневаюсь, что здешнюю обстановку ты знаешь лучше…

– Приятно иметь дело с сообразительными людьми, – Целитель удовлетворенно хмыкнул. – Чем дольше ты будешь здесь оставаться, тем меньше шансов у тебя будет скрыть свою сущность, верно? Значит, даже вечер – уже большой минус. Логичнее было бы рвануть прямо сейчас, тем более что в день после замены новичка стараются оставить в покое, чтобы дать ему время акклиматизироваться в своем новом качестве уроженца Шелты.

– Что же нам мешает? – нетерпеливо спросил я, предваряя его вопрос.

– Дос Пламя, – многозначительно произнес коротышка как заключительный аккорд своей речи. Из него вышел бы неплохой актер.

– Дос Пламя, – повторил я с некоторой досадой. – Ну и? Не тяни кота за хвост.

– Дело в том, что осевой всех новичков проверяет в первый же день. Если тебя не будет на толкучке, то сразу начнется поиск.

– Проклятие! – Я невольно поежился. – А если он вычислит мое истинное «я»? Может такое произойти, несмотря на твою защиту?

– Тогда, если под рукой не окажется шептуна, чтобы выскоблить тебе мозги снова, он тебя просто прикончит, – спокойно сообщил Целитель. – Совладав с заменой, ты стал для Города опасен. Только я сомневаюсь, что он сможет пробить мою защиту. Честно говоря, он ее даже не ощутит, настолько она хитра. Для отвода глаз я скопирую мысленный фон какого-нибудь местного дебила и наложу на твой. И если ты сыграешь как надо, мы покинем Город этим же вечером. В это время шелтяне больше будут заботиться об ужине, постели и женщине на ночь, чем о своих обязанностях перед осевым.

– Вот как… И когда же Дос появится?

– А он уже здесь, – так же спокойно сообщил толстяк. Подхватив свой табурет, он шустро пристроился около стены рядом со мной, переводя себя в разряд зрителей.

Я быстро окинул площадь встревоженным взглядом, но ничего нового для себя не заметил.

Но вот шум на толкучке неожиданно прекратился, словно щелкнул невидимый переключатель, и в наступившей тишине послышался шум двигателей. Они вынырнули из-под арки проезда, единственного выхода с толкучки, окруженного глухой каменной стеной зданий, – два трассера, приземистые, просторные машины на воздушных подушках, и понеслись к стремительно обезлюдевшему центру площади. Торговля была остановлена, прилавки опустели, люди разбежались к стенам.