Уж чего-чего, а бегать в спецназе учат в первую очередь. И скачу я как конь.

Сектант чуть не снес прогуливавшуюся мамашу с коляской. Забежал в огороженный двор двухэтажного выселенного деревянного барака с разбитыми окнами. И нырнул в широкую дыру, проделанную для удобства местного населения в деревянном заборе.

Я последовал за ним. Пролез через дыру, покарябав о гвоздь левую руку, да еще угодил ногой в целлофановый пакет с пищевыми отходами и выругался — брюки испорчены… Господи, что только не лезет в голову человеку, которому жить осталось, может быть, мгновения!

Прямая выщербленная дорога с чахлыми деревцами между рядами гаражей. На скамеечке двое мужичков, расположившиеся с пивком и запчастями около полуразобранной, стоящей на козлах «Газели», изумленно взирали на мчащегося мощно, как трамвай, мужчину в плаще и с портфелем.

В этот момент сектант обернулся и заметил меня.

Рука его нырнула под мышку.

По ходу он сбавил скорость, и я сократил расстояние метров до тридцати.

Сектант на ходу обернулся. Резкие хлопки ударили по ушам. Рука, в которой был увесистый старомодный револьвер, дернулась два раза.

Я ушел в сторону.

Вовремя — пуля просвистела совсем рядом. Хорошо же вас стрелять учат, волков!

Мужички на скамеечке на секунду застыли в изумлении, потом, не сговариваясь, кинулись в чрево гаража. Вдали у гаражей маячили какие-то праздношатающиеся фигуры, но тоже исчезли, как сон, как только началась стрельба.

Место для битвы титанов расчищено. Такой вот вестерн получается.

Я выстрелил пару раз, целясь противнику в ноги. Промазал.

В ответ в мою сторону — еще два выстрела.

Чиркнуло по плечу, но даже кожу не процарапало — испортил итальянскую кожаную куртку, гад! Одни убытки!

Всадить ему в корпус пулю?

Вот уж хрен вам! Живым демона брать!

Неожиданно сектант остановился, обернулся, присел на колено и начал методично выпускать в меня пули.

«Момент истины» — была такая гениальная книга Богомолова, описывающая деятельность СМЕРШа во время войны. Там упоминалось искусство качания маятника — чудодейственная методика, позволяющая уворачиваться от пуль, которой в совершенстве владели оперативники армейской контрразведки.

Все это, с одной стороны, чушь — нет методик, гарантированно позволяющих наверняка спастись от пули, выпущенной с расстояния прицельной дальности. С другой стороны, если активно двигаться из стороны в сторону, то прицел противнику собьешь. И получается русская рулетка. Чистое везение.

Или я сейчас погибну. Или возьму его.

Ни один боец из антитеррористических групп не стал бы играть в такие игры. У спецназера рефлекс вбит гвоздями: есть возможность — возьми. Нет — убей. А я всю жизнь играю в русскую рулетку. И сейчас посмотрим, остался ли Бог на моей стороне.

Нас разделяли считаные метры. И меня гнал вперед какой-то дикий, безумный азарт игрока со смертью. Непередаваемое ощущение балансирования на краю. Настоящий воин считает себя уже мертвым. Поэтому чего нам бояться?

Я рванулся вправо, влево.

Хорошо лупит толстый, но запаздывает.

Я дико заорал — хороший крик на миг дезориентирует противника.

Еще две пули выпустил сектант из револьвера. И сухой щелчок.

Восемь патронов в барабане кончились, когда нас разделяло не больше восьми метров.

Но сектант сдаваться не собирался. Перезарядить револьвер он не успевал. И тогда начал плавное, стремительное, четкое движение — поднялся с колена, одновременно в его руке откуда-то будто по волшебству материализовался нож с выкидным лезвием. Продолжая это движение, он устремился мне навстречу, делая широкий выпад в расчете на то, что я, разогнавшийся на всех парах, наколюсь на лезвие, как на шампур.

Нож — серьезное оружие. И при такой атаке нож против пистолета имеет все шансы. Даже если успеваешь выстрелить, все равно лезвие пропорет тебя.

Я успел. Это было нелегко, но я успел. Противник был очень быстр — как только такие мамонты умудряются быть такими проворными, — но я оказался немножко лучше. Я и жив до сих пор, потому что всегда оказывался немножко — не сильно, потому что противостояли мне матерые волки, — но чуть-чуть лучше противника. И этого хватало, чтобы я продолжал коптить небо, а они упокоились в земле.

Я успел притормозить и уйти с линии атаки.

Ох, какая у него хорошая реакция — он на развороте попытался пропороть меня ножом.

Я опять уклонился и саданул его рукояткой «глока» по черепу. Придержал чуть удар, чтобы не отправить к праотцам.

Он рухнул на замусоренный и залитый машинным маслом асфальт.

Я присел рядом с ним. Рывком выдернул его пояс. Связал руки.

Подошел к брошенному портфелю. Открыл его.

Там были двадцатимиллиграммовые ампулы из толстого стекла с прозрачной жидкостью.

Наркотики? Что, из-за наркоты весь сыр-бор?!

Я взял трубку и сбросил сообщение Куратору.

И остался ждать рядом с телом поверженного противника, как охотник, заваливший кабана.

Странная вещь тайна. Ее носитель — человек. Он обладает каким-то знанием, которое кажется для него очевидным, и вместе с тем есть люди, для которых это будет откровение. Информация — товар. И была товаром всегда. И на пути к этой информации часто стоит ее носитель — его верность долгу, упрямство, упертость, злость.

Вот напротив тебя человек, и ты не знаешь, что под его черепной коробкой — откровения о тайнах мироздания, страшных преступлениях, великих свершениях. Как пробиться в эту голову?

Человечество за свою историю наработало немало способов ломать этого самого носителя, развязывать языки. Начиная от убеждений и перетягивания на свою сторону. И кончая грубой физической силой — пыткой огнем, железом. И все для одной цели — узнать то, что знает сидящий напротив тебя секретоноситель.

Современность прибавила к испытанным старым методам некоторые новации — фармакологию, психотехники, детекторы лжи, гипноз.

И все равно — успех не гарантирован. Все усилия часто разбиваются, как морские волны волноломом, о преданность, убеждения и волю. И тогда выясняется, что человек может вынести все.

— Как вас зовут?

— Сатанеев Николай Николаевич.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот семидесятый.

— Адрес?

— Тульская область…

Откинувшись в кресле на «кукушке», я просматривал на мониторе видеозапись допроса. Дознаватель нашей конторы пытался разговорить пойманного мной толстяка.