Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лягушачьи ножки в городе считаются роскошью, — спокойно ответил Макгрегор. — Они хотят сказать, что такое роскошное блюдо — не для вас.
— Не понимаю, почему тут все время говорят о лягушачьих ножках! — сказал индеец. — Мы очень часто едим лягушек. Они вкусные — не хуже черепах и даже вкуснее змей. Почему бы нам не есть лягушек?
— Вы едите лягушек целиком, а не только их ножки, не так ли, Джон? — спросил Макгрегор. — Вы едите их потому, что они питательны. Для вас это не роскошь, а необходимость. — Он оглядел собравшихся, которые вдруг как-то сразу притихли. — Видите ли, — сказал Макгрегор, — для оджибуэев хорошее мясо — роскошь. Индейцы едят то мясо, которое им удается раздобыть.
Лесничий вдруг положил руку на плечо Джона Онамана.
— Не знаю, как вы считаете, — сказал он, — но, на мой взгляд, эта улика ничего не стоит.
Макгрегор посмотрел Уилбэру Кроу прямо в глаза.
— Думаю, что вам придется подыскать что-нибудь более убедительное! — сказал он.
В душе Кена вновь затеплилась надежда. Он почувствовал, как воспрянул духом Поль, как приободрились оба арестанта на перронной скамье. И тут вдруг надежда сразу же погасла.
— А что вы скажете об этой улике? — раздался голос с края перрона.
Кен обернулся и увидел Леза Кроу и Динни Хэккета. Хэккет стоял слегка ссутулившись и небрежно засунув руки в карманы, с презрительной ухмылкой на лице.
Лез Кроу, казавшийся очень грузным рядом со своим тощим приятелем, держал на вытянутых руках охотничье ружье.
— Это ведь ружье Роксбороу, не так ли? — спросил он. — Во всяком случае, на прикладе — его инициалы.
— Дайте-ка я взгляну! — сказал Морли, шагнув к Лезу Кроу.
— Стойте! — воскликнул один из полицейских. Вскочив с места, он опередил начальника станции. — Дайте я посмотрю!
Он взял у Леза Кроу ружье и принялся внимательно осматривать его. На черном прикладе он обнаружил четко выгравированные инициалы: У. Г. Р. — Уильям Генри Роксбороу.
— Кто-нибудь может опознать это ружье? — спросил полицейский.
— Я могу! — вызвался кто-то из толпы. — Мы много лет вместе охотились с Биллом Роксбороу. Это и вправду его ружье!
— Вы в этом уверены? — спросил полицейский.
— Конечно, уверен.
— Где ты его нашел, Лез? — спросил Уилбэр Кроу сына.
— Может, вы разрешите нам самим выполнять нашу работу? — осадил его полицейский. — Итак, где же вы нашли ружье, молодой человек?
— В его лодке, — ответил Лез Кроу, показывая на Джона Онамана. — Мы с Динни так и думали, что, верно, это он со своим приятелем стащил ружье, и потому решили заглянуть в его лодку. Там оно и было.
— И вы оба готовы подтвердить это на суде? — спросил другой полицейский.
— Ясное дело, готовы. Правда есть правда, верно я говорю, Динни?
— Угу. Правда есть правда, Лез! — повторил Динни своим неприятным, визгливым голосом. — Мы нашли ружье в лодке — что верно, то верно!
— Если так, то все ясно, — сказал полицейский, державший в руках ружье. — А вам всем, пожалуй, лучше бы теперь разойтись по домам. Мы сами сделаем все, что надо.
— Да. Поезд придет примерно через полчаса, и мы тронемся в путь. Мы двое да эти ребята. И чем скорей, тем лучше!
Люди начали расходиться.
Джон Онаман взглянул на Макгрегора.
— Все это ложь, мистер Макгрегор, — сказал он. — Все, что они тут наговорили, ложь. Никакого ружья мы не брали. И никто его не находил в моей лодке.
— Знаю, Джон, — сказал Макгрегор. — Я тебе верю. Но сейчас, право, не знаю, как быть…
Индеец отвернулся и опустил глаза. Он сразу как-то сник, будто лишился сил. Рослый и широкий в плечах, он вдруг показался Кену слабым и уязвимым. И все же у Кена было такое впечатление, будто Джон ничуть не удивлен тем, что произошло. В тишине раздался далекий гудок паровоза.
Вокзальный перрон почти совсем опустел.
На душе у Кена было прескверно, он чувствовал себя беспомощным и бесконечно усталым.
Он обернулся, чтобы взглянуть на Поля, узнать, как принял все это его друг.
Но Поля не было. Кен оглядел весь перрон, тропинку, которая вела к причалу, железнодорожное полотно — в ту и другую сторону от вокзала. Поля нигде не было.
Кен повернулся и с тяжелым сердцем медленно зашагал вниз по холму к своей лодке.
Глава XIV
Когда Кен подошел к пристани, он очень удивился, увидев, что к ней подъезжают на моторной лодке его мать и тетушка Мэрион. Взволнованный арестом индейцев, он совершенно позабыл, что в этот день обе женщины собирались отправиться в город. Они были в городской одежде, с чемоданами в руках, и их появление сразу отрезвило Кена, как бы вернуло его в привычную колею повседневной жизни.
— А я совсем забыл, что вы уезжаете, — признался он.
— Неудивительно! — согласилась мать. — Когда тут такое творится! Не забывай только присматривать за дачей, пока нас нет. Мы вернемся вместе с отцом в пятницу вечером.
Кен отнес их чемоданы на станцию, и через несколько минут поезд уже подошел к перрону. Мать и тетушка Мэрион сели в вагон, проводник взглянул на часы, и огромный паровоз нетерпеливо запыхтел по рельсам. Кен видел, как Джон Онаман, Генри-Черепаха и оба полицейских поднялись по ступенькам одного из хвостовых вагонов…
Лодка Кена обогнула мыс, и вскоре он остановил ее у причала дачи. Взглянув на все еще свежие доски мостков, он вспомнил, как они строили причал вместе с Полем и Джейком Онаманом; казалось, это уже было так давно!.. На покинутой даче было непривычно тихо, и Кен стал бесцельно слоняться по комнатам, нигде не находя себе места. Он решил было отправиться на рыбалку и даже снес в лодку все снасти. Но ему тут же расхотелось удить рыбу. Он сидел в гостиной, всем своим существом ощущая тишину и пустоту, царившие вокруг.
Затем он включил транзисторный приемник. Но музыка наводила тоску, а в голосе диктора звучала такая притворная бодрость, что вскоре он выключил радио. Кен ничего не ел с самого утра, но у него не было сил, чтобы заняться приготовлением пищи.
В конце концов Кен — без какой-либо определенной цели — забрел в свою комнату. Остановившись у окна, он стал смотреть на озеро. Солнце клонилось к закату, и с ближнего берега тени уже падали на воду. Солнечные лучи золотили рябь. Вдруг Кену почудилось, будто он снова слышит ночной шепот и скрип весла. Чей же голос это был, визгливый, пронзительный? Только бы вспомнить!..
Кен присел на край постели и