Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знаками я показал Сарьону:
— Может, он угомонится, если мы не будем обращать на него внимания?
— Я все слышал, — ответил Симкин. — И смею вас заверить, это не сработает!
Я поразился — ведь я не сказал ни слова, и вряд ли кто-нибудь, пусть даже и Симкин, сумел бы выучить язык жестов за те несколько часов, пока мы были знакомы.
— Магия жива, — сказал Сарьон, улыбнувшись, и слезы у него на глазах сразу высохли.
— Где мы? — спросил я.
— Я как раз пытаюсь это определить, — откликнулся Сарьон, глядя вниз с той площадки на скале, где мы стояли.
— А я знаю! — донесся из рюкзака приглушенный голос. — Знаю, но не скажу!
Под нами располагался внутренний двор замка, мощенный потрескавшимися булыжниками и заросший буйной дикой растительностью, в том числе и несколькими разновидностями полевых цветов. На противоположной стороне двора виднелось длинное приземистое здание со множеством больших окон, сквозь которые внутрь проникал солнечный свет. Стекла в некоторых окнах были разбиты, а дыры тщательно заделаны досками. Сам двор носил следы чьих-то усилий навести порядок — трава кое-где была выкошена, сухие листья сметены в кучи.
— А, понял! В этом здании, — Сарьон указал на дом с той стороны двора, — размещались Телдары, целители. Теперь я знаю, где мы находимся.
— Я когда-нибудь рассказывал, — тут же встрял Симкин, — как Телдара однажды пришел к моей маленькой сестренке, чтобы вылечить ее от глистов? Или это были какие-то другие черви? Разница наверняка есть. Одни едят тебя, других ешь ты. Но для бедной маленькой Нэн разницы не было — ее съели медведи. О чем это я? Ах, да! Телдара. Он…
Симкин продолжал болтать, а Сарьон повернулся и пошел вдоль остатков крепостной стены, направляясь к лестнице, по которой можно было спуститься во двор.
— Там, с другой стороны, был сад, где росли травы, которые целители использовали для лечения. Тихое, спокойное, умиротворяющее место. Я однажды приходил сюда. Тот Телдара был очень хорошим человеком. Он пытался мне помочь, но это оказалось невозможно. Я был совершенно не способен помочь себе сам, а для исцеления это самое главное.
— Похоже, здесь кто-то живет. — Я указал на забитые досками окна.
— Да, — с воодушевлением согласился Сарьон. — Да, это место прекрасно подходит для Джорама и его семьи. Отсюда есть доступ во внутренние помещения Купели.
— Радость-то какая! — заметили из рюкзака. Свернув за угол уцелевшей стены, мы обнаружили новые признаки того, что это место обитаемо. Часть внутреннего двора, по которому некогда важно и степенно прогуливался епископ Ванье, теперь превратилась в прачечную. На вымощенной камнями площадке стояло несколько лоханей, а между двумя декоративными деревьями была протянута веревка. На веревке висели рубашки, штаны, юбки и нижнее белье.
— Да, они здесь! — сказал сам себе Сарьон и остановился на мгновение, собираясь с силами.
До этой минуты старик запрещал себе поверить, что наконец-то, после стольких лет, он увидит человека, которого любил больше, чем мог бы любить родного сына.
Справившись с волнением, Сарьон поспешил вперед. Он больше не раздумывал, куда идет, позволяя памяти указывать дорогу. Мы обогнули лохани, прошли под веревкой с бельем.
— Знамя Джорама — ночная рубашка. Что ж, это на него похоже, — заметил с ехидством Симкин.
Мы направились к двери дома. Сквозь окна была видна залитая солнечным светом комната, с удобными стульями, и скамьями, и столами, уставленными цветами в горшках. Сарьон помедлил несколько мгновений, а потом дрожащей рукой постучал в дверь. Мы стали ждать.
Никто не отозвался.
Сарьон снова постучал и с надеждой заглянул в окно.
Я воспользовался случаем и пошел осматривать территорию. Пройдя вдоль здания, я повернул за угол и заметил, что в большом саду кто-то есть. Я поспешил обратно, к моему господину, и потянул его за рукав, предлагая последовать за мной.
— Ты нашел их? — спросил Сарьон.
Я кивнул и показал два пальца. Я нашел двоих из них.
Сарьон вошел в сад первым, я немного отстал. Женщины, наверное, удивятся, может быть, даже испугаются, увидев нас. Лучше, если они сначала увидят одного отца Сарьона.
В саду пропалывали грядки две женщины. На головах у них были широкополые соломенные шляпы от солнца. Женщины быстро и сноровисто орудовали мотыгами, высоко подоткнув свои длинные, кремового цвета юбки и закатав рукава выше локтей, так, что были видны загорелые до коричневого цвета руки.
На арке у входа висели колокольчики, которые позванивали на ветру, радуя женщин и скрашивая монотонность работы. В воздухе витал густой запах недавно взрыхленной земли.
Сарьон нетвердым шагом пошел к женщинам. Он открыл калитку, ведущую в сад, но на большее его сил и решимости не хватило. Старик оперся о садовую ограду. Он несколько раз пытался выговорить имя, но не смог произнести ни звука.
— Гвендолин! — сказал он наконец с такой любовью и нежностью, что, услышав его, никто бы не испугался.
Она и не испугалась. Разве что удивилась, услышав незнакомый голос — ведь в их доме уже двадцать лет не появлялся ни один посторонний. Но она не испугалась. Она прервала работу, подняла голову и посмотрела в ту сторону, откуда донесся голос.
Она сразу же узнала моего господина. Выронив мотыгу, женщина побежала к нему через сад, топча грядки и цветы, которые попадали ей под ноги. Шляпа слетела с ее головы, и по спине рассыпались длинные и густые золотистые волосы.
— Отец Сарьон! — воскликнула женщина и обняла моего господина.
Он крепко обнял ее, и они прижались друг к другу, плача и смеясь одновременно.
Воссоединение свершилось, и столь священное мгновение принадлежало только двоим этим людям. Мне казалось, что даже смотреть на них сейчас было бы неуместным вмешательством, поэтому я с почтением и изрядным любопытством перевел взгляд на вторую женщину.
Я догадался, что это дочь Гвендолин и Джорама. Она тоже оставила работу, выпрямилась и наблюдала за нами из-под широких полей соломенной шляпы. Фигурой и статью она была копией своей матери — складная и грациозная. Судя по развитой мускулатуре рук и ног и хорошей осанке, девушка привыкла к физической работе. Лица ее, скрытого в тени шляпы, я не разглядел. Девушка не подходила ближе, осталась стоять на месте.
Я подумал, что она, наверное, испугалась — и разве можно ее за это упрекнуть? Она ведь выросла в полной изоляции, совершенно одна, и никогда не видела посторонних.
Гвендолин отступила на шаг, продолжая держать Сарьона за руки, и они с нежностью посмотрели друг на друга.
— Отец, какая радость увидеть вас снова! Вы так хорошо выглядите!
— Для старика, наверное, — ответил Сарьон, ласково улыбаясь. — А ты прекрасна, как всегда, Гвен. Ты стала даже красивее, чем раньше, если такое возможно. Ведь теперь ты счастлива.