Он и спас жизнь Антоньони. У того запал язык, перекрыв доступ воздуха. Первый массаж сердца Галло сделал прямо там, на поле. Сердце заработало, но сразу же снова остановилось. И вновь заработало. Множественный перелом теменной кости, обширная гематома. Профессор Меннона, оперировавший футболиста, вышел из операционной и сказал журналистам: "Джанкарло Антоньони будет играть". 21 марта в матче против "Чезано" красавец нападающий снова вышел на поле. В том году "Ювентус" выиграл чемпионат, опередив "Фиорентину". "Лучше быть вторыми, чем ворами", — еще долго потом говорили в городе.

Между этими двумя эпизодами — чудом воскресения на глазах у всех обожаемого игрока и крахом мечты Баджо — пролегли восьмидесятые. Славная эпоха футбола пришлась на годы, когда город оттягивался по полной.

Но до всего того, что было в восьмидесятых — до Лу Рида и героина, до мартенсов и взрыва в Болонье, до 5-го канала, П-2, Альфредино Рампи, Устики, леди Дианы и Али Агджи[56], — я ездила на теннис на автобусе, пересекавшем парк Кашине. И, глядя в окошко, думала, что все на свете зависит от путан.

Как они были красивы! Конечно, все грудастые женщины кажутся красавицами десятилетней девочке с грудью плоской как доска, но путаны были красивы по-настоящему. Хотя и не исключено, что это были мужчины, этого я точно сказать не могу. Помню, они курили, опершись на капоты "Альфетт", у них были колготки телесного цвета и золотые цепочки на щиколотках, под колготками.

Думаю, все-таки это были женщины, потому что первые трансвеститы прибыли к нам из Бразилии и потому были смуглые. А путаны в те годы были светлокожие. Они работали и днем тоже, а мы тем временем играли в клубе в теннис, защищенные от них высокой живой изгородью из лавра.

Именно присутствием путан, думала я, вызвана эта странная игривая атмосфера, царившая в здании и на кортах теннисного клуба. Похотливые взгляды, мельтешение в дверях, раздевалки.

О мужской раздевалке чего только не понаписано. Здесь особый жаргон, мода, рекламные приемы, это едва ли не отдельный литературный жанр. Женские раздевалки не привлекают такого внимания. Потому что спорт как коллективное эмоциональное капиталовложение остается мужским занятием. И потому что у женщин много других возможностей пооткровенничать. И все же я до сих пор помню запах той раздевалки. Мифология женской раздевалки, на вид не такая богатая, таит глубокие размышления о смысле времени.

Мужское тело меряет время десятилетиями. Мужчине двадцать лет, потом тридцать, потом сорок… Промежутки почти пусты. Пережив драму потери волос, мужчина впредь может спать спокойно. Если он не перебирает по части алкоголя и питания, то по крайней мере до пятидесяти лет на возрастном фронте ему неприятностей ждать не приходится.

Для женщины ситуация меняется с каждым месяцем. Порою даже с каждым днем, подчиняясь колебаниям женского цикла, или беременности, или тирании килограммов, которые то прибавляются, то уходят. Сложно организованная биология женского тела бесстыдно вылезает наружу на каждом шагу. То немногое, что я знаю о законах времени, я узнала там, в той раздевалке.

Там были девочки-подростки, но они не в счет. Создания с мускулистыми ногами и острыми шишечками грудей под белыми майками. У них нет запаха, время не оставило на них никаких следов. Жир у девочек — как мышцы и волосы, он не вне, а внутри тела. Он органичен и повторяет линии талии, живота, бедер.

Но это продолжается недолго. После восемнадцати женское тело становится загадкой. Под слоем одежды кажется, будто почти ничего не изменилось. Но тело трансформируется, и серьезно. Его плотность меняется. Порой новая консистенция лучше предыдущей, но никто не подвергает сомнению тот факт, что она другая.

Ты прикасаешься к этой загадке в женской раздевалке. Еще в детстве проходят перед тобой как в калейдоскопе все возрасты, которые тебя ожидают, во всех самых мельчайших фазах. Когда женщина рядом с тобой мажет кремом ноги, ты узнаешь, что произойдет с твоими коленями. О твоей груди поведает тело женщины, сушащей, нагнувшись, волосы феном. Плюс растяжки после беременности, прокладки, варикоз, форма ягодиц…

Так вот, за стенами были путаны, а внутри — женщины. Мне повезло. Мой второй урок полового воспитания (после книжечки с синей обложкой) решительно наставил меня на правильный путь. Наконец я стала понимать, что секс не входит в перечень домашних дел, секс — это безудержное желание противостоять лавине времени, это одержимость, скрытность, непристойность. И он не имеет никакого отношения к заблуждению, в которое ввели меня мои друзья-нудисты, Кэндис Берген и Биг Джим. Секс и семья — две решительно разные вещи.

Во Флоренции скоро появится трамвай, пока только ведутся работы. Масштабные, создающие массу неудобств. Мост Виттория и все, что его окружает, задыхается в запутанном как клубок потоке машин, который никогда не уменьшается.

Раньше здесь тоже случались заторы. Сколько я помню этот участок бульвара, ведущий от Порта-аль-Прато к мосту, здесь всегда был бедлам. Но сейчас, безусловно, стало еще хуже. За годы строительства весь район приобрел незавершенный, запущенный вид — даже не верится, что ты во Флоренции. Вот почему когда я чуть не налетела на совершенно неуместный посреди набережной Америго Веспуччи газон с цветами, то почти не придала ему значения. Не удивилась, а просто опустила ноги с педалей с велосипеда, готовясь уплатить свою дань прогрессу города.

Впрочем… Эти вазоны, как и ограждения, и джипы с карабинерами поперек дороги, словно в перманентном аварийном режиме, — неприятный этап, который необходимо пережить на пути к модернизации. Это попытка решить на скорую руку проблему, слабовольная уступка нашему высокомерию.

Набережная Арно во Флоренции, как и большая часть города, — достояние человечества. Иметь дело с красотой трудно, но возможно. При одном условии: не забывать, что она не является частной собственностью. Это все равно что каждый раз, берясь за что-то, спрашивать разрешения у собрания многотысячного жилищного товарищества.

Либо нужно создавать новую красоту силой новых талантов, вроде тех, что пририсовали усы Джоконде или поставили пирамиду перед входом в Лувр. У кого хватает смелости и воображения, тот может это сделать.