Да, чтобы жить окнами на Хай-Лайн, надо иметь особый склад характера. Если ночью подсвеченный парк выглядит как пустынная проселочная дорога, поросшая полевыми цветами, то днем под вашими окнами ходят толпы народа, искренне считающие вас частью пейзажа (а может, и животным, обитающим в вольере человеческого зоопарка). Но жители окрестных домов научились в основном не обращать внимания на зевак и жить своей жизнью – хоть и не без некоторой доли эксгибиционизма, ведь Хай-Лайн – это своего рода livecam жизни его обитателей, только трансляция ведется не через Интернет, а через тысячи глаз проходящих по нему людей.

Лицо Америки в Нью-Йорке – отсутствие общего лица. Крах при любой попытке обобщения.

Василий Аксенов,

«В поисках грустного бэби»

У тех, кто оказался в Нью-Йорке впервые, обязательно случаются приступы дежавю – навязчивые состояния, когда кажется, что ты здесь определенно уже бывал: помнишь эту беседку в Центральном парке, гирлянду Бруклинского моста, запах нью-йоркской подземки… Кто-то предполагает, что видел все это в прошлой жизни, другие подозревают у себя помутнение рассудка. Если такое случится и с вами, не переживайте, это нормально. С головой у вас все в порядке, хотя насчет событий прошлой жизни с уверенностью утверждать не берусь.

Дело в том, что Нью-Йорк живет в коллективном разуме человечества как параллельная, но до мелочей знакомая реальность, просачивающаяся по каплям в нашу обыденную жизнь с киноэкранов, из наушников и книг. Вместе с героями фильмов и романов мы, сами того не подозревая, топчем манхэттенские мостовые, записывая на роговицу глаза силуэты его небоскребов. Из тысячи оттенков мы способны узнать бирюзу коробочки Тиффани, цыплячье-желтый цвет нью-йоркского такси и замшелую бронзу статуи Свободы. Пар, вырывающийся из тепломагистрали в Черемушках, моментально переносит нас в дождливый вечер из фильма «Охотники за привидениями», а все, кто видел финал «Кинг-Конга», могут с закрытыми глазами нарисовать шпиль Импайр Стейт Билдинг. Мы генерируем фальшивые воспоминания о вкусе соленых калачей с тележек уличных торговцев, наши уши помнят гулкий звук шагов в залах музея Метрополитан, мы точно знаем, что на этих тротуарах лучше сторониться вентиляционных решеток, чтобы не получилось, как с платьем у Мэрилин Монро, а ловить такси нужно лихим посвистом, как делала Холли Голайтли. У каждого из нас есть свои нью-йоркские альтер эго, живущие в городе нашей мечты.

В нашем воображаемом Нью-Йорке есть районы, одноименные районам Нью-Йорка реального, и нам порою кажется, что мы знаем о них все. Каков же он, Нью-Йорк из наших проекций? В нем есть Гарлем – район опасный и по преимуществу черный, Квинс – сборище эмигрантов всех мастей, есть Челси – целые кварталы сомнительных клубов и арт-галерей, есть Бронкс – синоним наркотиков и преступности, Брайтон – маленькая Одесса 85-го года, Бруклин – район для тех, кто не может позволить себе квартиру на Манхэттене, Верхний Ист-Сайд – царство роскошных магазинов и не менее роскошных музеев, Вест-Сайд – про него что-то пели в мюзикле «Вестсайдская история», есть Уолл-Стрит – там деньги делают деньги, ну и Центральный парк – полулес, в котором бегает по утрам Шарлотта из «Секса в большом городе». А дальше – темные воды нью-йоркской гавани с маячащими на горизонте очертаниями Европы.

Если говорить начистоту, то некоторые из этих стереотипов в известной степени верны. В конце концов, родились они не на пустом месте, да и сами жители Нью-Йорка в каком-то смысле их культивируют, чтобы было легче ориентироваться в бурном море своего родного мегаполиса.

Манхэттенцы и вправду совершенно особое племя. Одна половина манхэттенцев считает, что мир вращается вокруг их острова, а другая половина уверена в том, что за пределами их острова жизни и вовсе нет. «Да, Статен-Айленд тоже считается частью Нью-Йорка, но кем считается? Только самими жителями Статен-Айленда». Манхэттенцы никогда ничему не удивляются. Ковбой в трусах, играющий на гитаре посреди Таймс-сквер? Ловушка для туристов. Полный вагон людей без штанов? Это же флэшмоб The Pantless Ride, пора бы уже знать. Крысы размером с кошку? Да я и побольше видел! Аренда однокомнатной квартиры по цене подержанного автомобиля? Это реальность, детка.

В Нью-Йорке тебя в большой мере определяет район, в котором ты живешь, особенно если ты снимаешь жилье – а это делают практически все. Zipcode envy («зависть к почтовому индексу») – весьма манхэттенское по своей сути явление. Индекс мечты – 10021, присвоенный пятачку на Верхнем Ист-Сайде, так же желанен, как известный по подростковому сериалу почтовый индекс Беверли-Хиллс – 90210. То же самое с префиксами телефонных номеров: для многих жителей Манхэттена «212» в начале телефонного номера символизирует принадлежность к «старому» Нью-Йорку, которого больше нет: номера с этим кодом закончились еще много лет назад, поэтому владельцы ими чрезвычайно дорожат. С некоторых пор при переходе к другому оператору или при переезде в другой штат телефонный номер можно оставить за собой, и я знаю одного экс-ньюйоркца, живущего ныне в Калифорнии, который оставил себе свой номер на «212» как талисман. Для поколения, которое давно перестало пользоваться стационарными телефонами, самым желанным кажется префикс «917» – более престижный, чем всякие «646» и «918».

Если попросить ньюйоркца рассказать, кто в каком районе живет, вы такого наслушаетесь! Вам наверняка поведают, что обитатели Сохо и Трайбеки – разбогатевшие хиппи с пропиской в спортзале и вечным стаканом шпинатного смузи в руке; что финансисты с Уолл-стрит – замученные работой «американские психопаты» в дорогих костюмах; что жители бруклинского Вильямсбурга – или хасиды, пребывающие во внутренней религиозной эмиграции, или хипстеры, которых на Манхэттен тоже пряником не заманишь. А еще вам, разумеется, расскажут, что Нижний Ист-Сайд населяют сплошь безбашенные студенты NYU – нищеброды и греховодники, что жилье в Челси могут позволить себе либо молодящиеся финансисты, либо детишки богатых родителей – для остальных тут слишком дорого и модно, что в Лонг-Айленд-сити живут молодые и неженатые – у них солидные работы в Мидтауне, но ребят, торгующих травкой у метро, они знают по именам. И так далее, пока не кончатся районы и райончики.

Стереотипы нью-йоркского восприятия действительности зиждятся на том факте, что ньюйоркцы, как и 200 лет назад, мыслят категориями neighborhoods – исторически сложившихся компактных районов, объединенных историей, архитектурой и общим культурным контекстом. По большому счету, neighborhood – это деревня, и еще сто лет назад жители нью-йоркских «деревень» знали друг друга по именам. Да, жизнь меняется, и вместе с ней меняется облик нью-йоркских районов, но коренные ньюйоркцы пытаются сохранить некий общинный дух: приятельствуют с владельцами местных магазинчиков, дарят консьержам подарки на Новый год, знают по именам детей и собак своих соседей – словом, цепляются за последние крохи старого Нью-Йорка – уходящей натуры, которую того и гляди вычеркнет из коллективной памяти очередная волна урбанизации и глобализации.