— Это на обед?

— Это и еще сухари.

— Я прикажу наловить рыбы.

— Разве не капитан отдает приказы? — Тон Габриэля стал лукавым.

Вконец раздосадованный, Грей повернулся, собираясь уходить, и дернул дверь камбуза с такой силой, что тонкие доски протестующе заскрипели. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и мысленно приказал себе закрыть за собой дверь, не хлопая.

Габриэль отложил колотушку и обмахнул табурет ветошью.

— Присядь, Грей. Дай отдохнуть своим косточкам. Еще раз сердито вздохнув, Грей принял приглашение.

Он сделал два шага назад, подвинул ногой табурет и сел. Кок снял с крюка на стене оловянную кружку, взял небольшой ковш и, зачерпнув что-то из кожаного ведра, налил в кружку. Затем Габриэль поставил кружку перед ним.

Молоко.

Грей уставился на кружку.

— Ради Бога, Габриэль. Я уже давно не ребенок. Старик поднял брови:

— Ну, если ты все еще не вырос из привычки заходить на кухню, когда у тебя плохое настроение, я подумал, что, может, ты и молоко по-прежнему любишь. Ты ведь даже и коз купил.

Грей покачал головой. Он поднес кружку к губам и осторожно сделал первый глоток, помедлил, потом быстро осушил кружку, словно в ней был ром, а не козье молоко. Жидкость обволокла язык, вкус был нежный, насыщенный и мягкий, невинностью и далеким детством пахло от этого молока. Грей с сожалением посмотрел на пустую кружку. Жаль, что молоко так быстро закончилось, надо было растянуть удовольствие.

Габриэль взял колотушку и вновь начал отбивать мясо, Грей недовольно обернулся и увидел…

Слева от кока, на стене, прямо над бочонком с пресной водой, висел портрет Габриэля. Художнице удалось передать и зубастую, но безобидную усмешку Габриэля, и лукавую чертовщинку в его глазах. Более того, когда корабль налетал на очередную волну и листок слегка менял свое положение, казалось, что портрет Габриэля… смеется и подмигивает.

Грей встряхнулся. Скорее всего, он смеется над ним.

— Она заходит сюда? — спросил Грей.

— Да. Непременно. Каждое утро. — Габриэль распрямил согбенную спину и произнес каким-то новым, почти светским тоном: — Мы пьем чай.

Грей нахмурился. Еще одного места ему придется избегать — камбуза в утренние часы.

— Следи за тем, чтобы она что-нибудь ела. Добавляй побольше молока в чай. Каждый день готовь лепешки с патокой, если она их любит. Ты даешь ей дневную норму лаймового сока?

Габриэль улыбнулся, не отрывая глаз от солонины:

— Да, сэр.

— Давай ей двойную порцию.

— Слушаюсь, сэр. — Улыбка Габриэля стала еще шире.

— И прекрати ухмыляться, черт побери!

— Слушаюсь, сэр. — Старик практически пропел эти слова, продолжая колотить мясо. — Никогда не думал, что доживу до этого дня.

Утром накануне Рождества настроение у Софии было совершенно не праздничным. Она сидела в каюте, в которой было на удивление тепло для рождественской поры. На столе перед ней были разложены бумага, чернильница и перо. К этому времени она уже приспособила свою технику рисунка к беспрестанной океанской качке. С помощью куска расплавленного воска она закрепила на крышке стола чернильницу, чтобы та не падала на колени. Полосками кожи, снятыми с сундука, она закрепила бумагу. А чтобы неожиданный крен корабля не испортил рисунок, теперь она касалась бумаги пером, только расслабив запястье.

Она уже проиллюстрировала три четверти книги, дотошно изображая все эпизоды любовных утех распутной фермерши и ее возлюбленного. Этим утром, однако, фривольные сцены не трогали ее. Она перескочила к эпилогу, где джентльмен сделал своей возлюбленной предложение и они заключили долгий благословенный союз. Без особого сосредоточения София начала набрасывать сцену, где парочка расположилась на пикнике под тенью ивы. Фермерша, теперь одетая в пышный наряд дамы, сидит на одеяле, вытянув перед собой ноги и скрестив лодыжки, ее глаза устремлены на горизонт. Джентльмен лежит, положив голову ей на колени, глядя в небо. Они не смотрят друг на друга, но непринужденность их поз придает им вид по-настоящему влюбленной пары.

— Корабль по левому борту! Свистать всех наверх!

На корабле возник небольшой переполох — свободные от вахты матросы спешили на палубу, карабкались на мачты и убирали лишние паруса. Корабль замедлил ход и, резко накренившись, развернулся.

София — как и все на борту — не хотела пропустить это событие. Ничто не могло сравниться с видом приближающегося паруса. Это служило утешающим напоминанием о том, что «Афродита» не одна бороздит просторы морей, обещанием того, что где-то там, в конце путешествия, их ожидают люди и цивилизация.

Она поспешила на верхнюю палубу, прикрыла глаза рукой и не спеша огляделась. Корабля нигде не было видно, ни единый парус не раздувался на горизонте. Тем не менее, все матросы собрались на палубе, оживленно переговариваясь в ожидании.

София в замешательстве подошла к Куину:

— Я думала, что мы будем разговаривать с другим кораблем.

Широкая улыбка расплылась на изрезанном морщинами лице Куина.

— Так оно и есть, мисс.

— Но… — София снова осмотрелась, и ее голос утонул в море.

— Нет, это не корабль идет по морю, — сказал Куин. — Нет, мы ожидаем гостя, который придет из моря. Мы пересекли тропик Рака. А это означает, что прежде чем двинуться дальше, мы должны умиротворить старого Тритона.

София посмотрела на суетящихся матросов.

— Тритона? Я не понимаю.

— Это морская традиция, мисс.

К ним подошел О'Ши, его ирландский акцент прорезался сквозь замешательство Софии.

— Сам морской царь поднимается на борт, чтобы немного повеселиться с теми, кто впервые пересекает тропик. — Он кивком указал на Дейви, который стоял рядом и явно пребывал в таком же замешательстве, как и София, но не желал признаваться в этом.

— А где же офицеры? — спросила она Куина. — Разве капитан не приветствует каждое приближающееся судно?

— Капитан и его помощники стремятся держаться подальше от Тритона. Это ведь все матросские дела.

Что ж, если София искала повод, чтобы убежать в каюту, ей только что предоставили таковой. Но прежде чем она успела шевельнуться, раздался голос:

— Внимание всем! Всем приготовиться приветствовать вашего короля! Самого владыку океанских глубин, с которым сегодня прибыла его прекрасная супруга — царица морей!

Возбужденный хохоток пробежал по толпе.

Два матроса потянули за веревки, поднимая на корабль небольшую лодку, и показались две странные фигуры, стоящие в центре небольшого судна. Сначала София ясно увидела того, кто был пониже, — ужасное создание с длинными спутанными волосами и размалеванным лицом; оно было одето в плотно облегающую юбку из мешковины и импровизированный корсет, скроенный из рыболовной сети и ракушек. «Царица морей», — догадалась София, и ее щеки окрасились румянцем, а матросы разразились сиплыми приветственными криками. Бородатая царица морей поразительно напоминала седого и волосатого стюарда «Афродиты» Стабба.