Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубокое заражение
Бесспорный факт: ухудшение здоровья графа началось не с укуса москита. Он неважно себя чувствовал со дня той ужасной автокатастрофы, в которую попал в Германии еще в 1901 г. и которая явилась причиной того, что его лечащий врач, доктор Маркус Джонсон, рекомендовал ему проводить зимние месяцы в стране с гораздо более сухим, чем в Англии, климатом. Именно этим объяснялись его первые приезды в Египет. Находка гробницы Тутанхамона также сыграла злую шутку со здоровьем Карнарвона, как и всевозможные политические интриги, последовавшие за этим, в особенности окружавшие вопрос об эксклюзивных правах на информацию, переданных «Таймс». Карнарвона изображали «болезненным человеком»34, равно страдавшим от палящей жары в Долине Царей и от духоты в гробнице Сети II, использовавшейся в качестве лаборатории. Однако ясно и то, что еще до злосчастного укуса Карнарвон страдал от какого-то необъяснимого недуга, как пишет Томас Ховинг:
«Состояние здоровья Карнарвона, которое и прежде постепенно слабело, теперь начало быстро ухудшаться. Каждые несколько дней у него начинал шататься или просто выпадал один из зубов. Тогда он еще не понимал этого, но это был один из симптомов глубоко укоренившегося заражения, сыгравшего роковую шутку с его организмом»35.
Это описание болезненного состояния лорда Карнарвона упоминает не о последнем месяце его жизни в Каире, а о периоде, непосредственно предшествовавшем его поездке по Нилу в Асуан, другими словами — перед фатальным укусом москита. Более того, упомянутое «глубокое заражение, сыгравшее роковую шутку с его организмом», включало в себя почти ежедневное расшатывание или выпадение зубов, и никоим образом не было симптомом рожистого воспаления, заражения крови, пневмонии или плеврита. Но возможно ли, что вся эта эпопея вокруг заражения крови и рожистого воспаления у Карнарвона, которая могла маскировать куда более серьезное и глубоко укоренившееся заболевание, как отдельно взятое, так и сочетавшееся с другими недугами, в конечном итоге ускорила его смерть? Мы можем лишь сказать, что это заболевание не было чем-то таким, что медленно, месяц за месяцем, подтачивало его здоровье. В период празднования Рождества и Нового года 1922/23 г., когда граф вел переговоры о передаче «Таймс» эксклюзивных прав, его светлость находил время и силы для нелегких охотничьих выездов в своем имении Хайклер, подстрелив в один день «семнадцать сотен голов дичи, в основном кроликов, а на следующий — пять сотен голов»36. Надо было быть очень сильным и проворным человеком, чтобы подстрелить столь огромное количество животных за столь короткое время.
Поэтому, если лорд Карнарвон находился в относительно хорошем состоянии здоровья зимой 1922/23 г., возможно ли, чтобы его здоровье так быстро ухудшилось ко времени находки гробницы? Было ли это следствием инфекции, занесенной укусом москита, или чего-то еще, например, болезни, происходящей из совершенно другого источника?
Интересно, что в тот самый день, когда британский египтолог Артур Уэйгалл официально вскрыл Погребальную Камеру, один из наблюдательных журналистов, стоявший в толпе, с нетерпением ожидавшей развития событий, сделал ряд метких замечаний о здоровье Карнарвона. Наблюдая за членами экспедиции, поднимавшимися по ступеням лестницы из гробницы в половине пятого вечера, он заметил:
«Лорд Карнарвон, всегда бывший весьма деликатным человеком, выглядел бледным и измотанным, выходя из глубины гробницы, и на лицах всех присутствовавших там, внизу, были заметны следы усталости и сильного волнения»37.
Но эта сцена резко контрастировала с внешним видом Карнарвона, когда он впервые приветствовал группу гостей примерно в час дня. Пошутив о том, как они с Картером собирались устроить концерт в гробнице, Уэйгалл повернулся к человеку, стоявшему рядом с ним, и произнес: «Раз он вышел в таком расположении духа, я оставляю ему шесть недель жизни»38.
Это пророчество, по какой бы причине оно ни было высказано (Уэйгалл не смог ответить на этот вопрос, когда его впоследствии спросили об этом), оказалось удивительно верным, ибо через шесть недель британский аристократ действительно скончался. Но умерев, он положил начало величайшей сверхъестественной драме в истории египтологии — драме под названием «Проклятие Тутанхамона» (см. главу 9).
Тело лорда Карнарвона было доставлено в Хайклер, где было перевезено к месту своего последнего упокоения на вершине холма Бикон Хилл, древней британской крепости, служившей домом его далеким предкам. В 11 часов утра 28 апреля 1923 г. пятый граф Карнарвон обрел вечный покой после скромной приватной церемонии, на которой присутствовали только ближайшие члены семьи и несколько доверенных слуг из имения. Но проклятие гробницы мумии не ограничилось ни памятью пятого графа Карнарвона, ни поспешными действиями его бывшего друга и коллеги Говарда Картера.
=============================================================================================
=============================================================================================
Несомненно, останься пятый граф Карнарвон в живых, он уверовал бы в проклятие Тутанхамона, ибо известно, что британский аристократ находился под сильным влиянием спиритизма и оккультизма. Он был активным членом Лондонского спиритического общества1. Карнарвон много раз организовывал спиритические сеансы в зале Ист-Англия в своем замке Хайклер Касл. На них присутствовали его дочь, леди Эвелин Герберт, политик и юрист сэр Эдвард Маршалл Холл2, леди Канлифф-Оуэн и — во время своих приездов в Англию — Говард Картер3.
В своих опубликованных мемуарах шестой граф Карнарвон утверждает, что его отец живо интересовался оккультизмом и вместе с Говардом Картером с нетерпением ожидал прекращения военных действий во время Первой мировой войны4. Более того, шестой граф вспоминает, как он однажды присутствовал на одном из таких сеансов, устроенных его отцом. Это произошло после того, как он провел в отцовском доме целый месяц после возвращения со службы в 7-м гусарском полку в Месопотамии. Это было поздней весной 1919 г., и на сеансе также присутствовал Картер. Граф вспоминает, как в компании своей сестры, леди Эвелин, он прошел в зал Ист-Англия, где его отец, а также Говард Картер, Луис Стил, «блестящий фотограф, живший в Портсмуте»5, и Элен Канлифф-Оуэн готовились к медиумическому сеансу. Когда все было готово, Стил начал произносить особые «заклинания», от которых леди Канлифф-Оуэн погрузилась в транс и в таком состоянии заговорила по-коптски6. Под коптским языком граф имеет в виду язык, использовавшийся коренными жителями Египта, в отличие от языка греческих иммигрантов, прибывших вслед за походом Александра Македонского в Египет в 332 г. до н. э. Этот язык был усвоен коптскими христианами, считающими основоположником христианской общины и церкви в Египте св. апостола и евангелиста Марка. Шестой граф вспоминает, что только Говард Картер понимал странные речи леди Канлифф-Оуэн, и впоследствии она сама не могла вспомнить и понять, что говорила7.