— Да не в одежде дело! А в том, что люди все равно будут кричать «ура» карете, кто бы в ней ни ехал!

— Но ты же сама влюбилась в короля, м'м, — смело заявила Милли.

Маграт на мгновение замолкла. Это чувство она еще не анализировала.

— Все немножко не так, — сказала она наконец. — Тогда он еще не был королем. И никто даже не подозревал, что он станет королем. Он был немножко грустным, приятным человеком в шутовском колпаке с колокольчиками, и, как правило, никто его не замечал.

Милли отступила еще на шаг.

— Я думаю, это все нервы, м'м, — пролепетала она. — Перед свадьбой все немножко нервничают. Может… может, принести травяного чая?…

— Ничего я не нервничаю! И я сама могу заварить травяной чай, если захочу.

— Повариха очень ревностно относится к своему травяному садику, м'м.

— Видела я этот садик! Что такого особенного там растет? Хилый шалфей да желтеющая петрушка! Растения, которые нельзя затолкать в задницу цыпленка, она за травы не держит! А кроме того… кто тут королева?

— Но я думала, ты не хочешь ею становиться, м'м, — пробормотала Милли.

Маграт изумленно вытаращилась на свою служанку. На мгновение у нее возникло ощущение, будто она спорит сама с собой.

Милли могла быть не самой информированной девушкой на Плоском мире, но дурой она никогда не была. А потому выскочила в дверь ровно за мгновение до того, как поднос с завтраком ударился о стену.

Маграт сидела на кровати, обхватив голову руками.

Она не хотела становиться королевой. Быть королевой — это тоже самое, что быть актрисой, а актриса из Маграт была никудышная. Иногда ей казалось, что и Маграт-то из нее никудышная, коли уж на то пошло.

Шум предсвадебных приготовлений становился все громче. Наверняка будут народные танцы, этому уж точно не помешать, а потом все хором станут петь народные песни. А еще будут танцующие медведи, клоуны-жонглеры, лазание по намазанному жиром столбу, которое почему-то всегда выигрывала нянюшка Ягг. И швыряние поросенка — кто метче. И доверху наполненная отрубями кадка с подарками, которой будет командовать тоже нянюшка Ягг. Только очень храбрый человек может опустить руку в кадку, которой управляет ведьма с весьма оригинальным чувством юмора. Маграт всегда нравились ярмарки. До нынешнего момента.

Впрочем, кое-что еще можно было сделать.

Последний раз она оделась в простое платье, вышла из комнаты и поднялась по задней лестнице в башню, в одной из комнат которой лежала Диаманда.

Маграт приказала Шону поддерживать огонь в камине. Диаманда спала спокойным, беспробудным сном.

Маграт не могла не заметить, что Диаманда поразительно красива; кроме того, девушке было не отказать в храбрости, раз она решилась на поединок с самой матушкой Ветровоск. Маграт с нетерпением ждала, когда Диаманда поправится, чтобы начать завидовать ей по-настоящему.

Рана заживала хорошо, но… Это еще что такое?

Маграт прошла в угол и дернула за шнурок колокольчика.

Через минуту или две прибежал запыхавшийся Шон. Руки его были выпачканы золотой краской.

— Что это такое? — поинтересовалась Маграт.

— Э, такое дело, госпожа, мне было не велено говорить…

— Мы все-таки… почти совсем… стали королевой, — напомнила Маграт.

— Да, но король сказал… И матушка сказала…

— Кто правит этим королевством? Матушка Ветровоск? — рявкнула Маграт. Она ненавидела себя за эти слова, но, похоже, они подействовали. — К тому же матушки здесь нет. Ну а мы — здесь, и, если ты не объяснишь нам, что здесь происходит, мы позаботимся о том, чтобы ты выполнял всю самую грязную работу во дворце.

— Но я и так ее выполняю, — пожал плечами Шон.

— Тогда мы позаботимся о том, чтобы эта работа стала еще грязней.

Маграт подняла один из свертков. Он оказался железным прутом, обмотанным полосами простыни.

— Она вся обложена этими штуками, — ткнула пальцем она. — Зачем?

Шон упорно смотрел на свои заляпанные золотой краской башмаки.

— Ну, наша маменька велела…

— Да?

— Маменька велела мне обязательно обложить ее железом. В общем, мы с Милли притащили из кузницы всякого железного лома, обернули его простынями и положили вокруг девушки.

— Зачем?

— Чтобы к ней не могли приблизиться… Дамы и Господа.

— Кто? Это же просто суеверие! Кроме того, всем известно: эльфы — самые добрые существа на свете, что бы там ни говорила матушка Ветровоск.

Шон вздрогнул. Маграт собрала обернутые тканью куски железа и закинула их в угол.

— Все, хватит с меня всяких баек. Кстати, может, меня еще о чем-нибудь не известили?

Шон виновато покачал головой, но о существе в подземелье ничего не сказал.

— Ха! Ладно, можешь идти. Веренс пытается построить современное, эффективное королевство, а это значит, со всякими подковами и прочими суевериями надо бороться. Ты свободен.

— Слушаюсь, госпожа королева.

«По крайней мере, я хоть что-то полезное могу сделать», — похвалила себя Маграт.

Да. Будь разумной. Иди к нему. Поговори. Маграт придерживалась мнения, что во всем можно разобраться, надо только нормально поговорить.

— Шон?

Он замер у двери.

— Да, госпожа?

— Король где, в Главном зале?

— Э-э, думаю, он еще одевается, госпожа королева. Во всяком случае, трубить меня пока что не звали.

На самом деле Веренсу очень не нравилось, когда впереди него повсюду ходил Шон и трубил в свою трубу, поэтому король уже спустился вниз инкогнито. Однако Маграт этого не знала. Добравшись до королевских покоев, она тихонько постучалась.

Но к чему застенчивость? Начиная с завтрашнего дня это ведь будет и ее комната тоже. Она взялась за ручку, та с готовностью повернулась.

Все еще сомневаясь насчет своего решения, Маграт вошла.

Было бы неверным сказать, что комнаты в Ланкрском замке принадлежали какому-то определенному человеку. Слишком много разных людей жили в них на протяжении веков. Сама атмосфера была похожа на испещренные следами от кнопок стены, на которые прежние обитатели вешали плакаты давно распавшихся рок-групп. Но на камень свою индивидуальность не пришпилишь. Кнопки обломаешь.

Для Маграт проникновение в спальню мужчины было подобно исследовательской экспедиции, забравшейся в местность, которая на карте отмечена надписью «Здесь Водятся Драконы»[69].

И ожидала она увидеть совсем другое.

Веренс узнал смысл понятия «спальня» уже в достаточно зрелом возрасте. Мальчиком он спал со всей семьей на соломе на чердаке хижины. Когда же он стал учеником Гильдии Шутов, то спал на соломенном тюфяке в длинной общей спальне вместе с другими грустными, изнуренными учебой и побоями юношами. Став законченным шутом, он спал, согласно традиции, свернувшись калачиком перед дверью хозяина. И наконец, в более зрелом возрасте, чем это принято, он получил представление