– Столько, сколько понадобится для победы, – мрачно ответил он.

Джордж гордился работой, которую делал вместе со своими подчиненными, такими разными по внешности и характерам, но объединенными одной целью, а вот цель, повлекшая эту работу, была ему ненавистна.

Он дружески хлопнул Скау по плечу, полностью нарушив субординацию, но ему было все равно – в таком необычном подразделении, как их корпус, это не имело никакого значения.

– Пойдем-ка поищем что-нибудь пожевать.

Вскоре они уже сидели у костра, в котором горели сломанные шпалы. Джордж ел бобы с оловянной тарелки, когда свисток сообщил о приближении следующего поезда из Фалмута. Сквозь частокол пней они всмотрелись в полотно дороги, которая тянулась в четверти мили от них. Северная Виргиния превратилась в страну пней – деревьев здесь почти не осталось.

Джордж смотрел на белый огонь буферных фонарей, когда паровоз появился из-за поворота.

– Раненые, – сказал он, оценив скорость поезда, и вернулся к тарелке с бобами, пока поезд, который вез его брата, грохотал мимо.

Под грозовым ливнем Вирджилия и восемь других медсестер ехали от Аква-Крика к Фалмуту. Там был организован временный полевой госпиталь, потому что места в отданных под те же цели пустых церквях Фредериксберга, конюшнях и частных домах уже не хватало. Раненых везли сотнями из охваченного огнем Спотсильвейни. Самых тяжелых, кто явно не перенес бы даже недолгой поездки по железной дороге, оставляли в Фалмуте.

Пассажирские сиденья в вагоне, в котором ехали женщины, были заменены койками, источавшими знакомые запахи пота, гноя и крови. Окна забили досками, кроме двух в разных концах вагона, которые оставили для вентиляции, хотя и в них стекла были давно разбиты, и дождь влетал в них, пока поезд ехал на юг. На задней двери висел фонарь, но его слабый свет гасили вспышки молний, выбеливая смертельной бледностью лица женщин, которые в накинутых на плечи плащах сидели на койках, стараясь сохранять благочинные позы.

Главной медсестрой госпиталя была миссис Нил, от которой Вирджилия уже трижды пыталась сбежать, и каждый раз мисс Дикс отвечала на ее просьбу о переводе одинаково скупо: мисс Хазард ценный работник; мисс Хазард должна ценить свой госпиталь; мисс Хазард не может быть переведена в другое место.

Вирджилия подозревала, что к этим отказам приложила руку сама миссис Нил. Начальница признавала ее способности, но ей доставляло удовольствие раздражать ее. Вирджилия, в свою очередь, презирала главную медсестру, но не могла позволить себе просто уйти. Ей очень нравилась эта работа, которая давала утешение и помощь десяткам страдальцев. Вид искалеченных и умирающих поддерживал в ней пылкую ненависть к Югу. Когда порой ее терпение истощалось, она относилась к этому философски, вспоминая «Кориолан». Ведь как сказала Волумния, говоря о том, будь у нее двенадцать сыновей: «Я легче бы смирилась с доблестной смертью одиннадцати за отечество, чем с трусливой праздностью двенадцатого»[56].

– …Я слышала, сражение у Спотсильвейни было очень жестоким… – говорила Томазина Киско, пышногрудая старая дева; край ее черного дорожного капора бросал резкую тень поперек лица, – и потери просто чудовищные.

– Значит, в ноябре мистер Линкольн непременно уйдет, – сказала миссис Нил. – Если он отказывается прекратить эту бойню, избиратели должны сказать свое слово.

Она всегда агитировала за Макклеллана и мирных демократов.

– А правда, что в этот госпиталь привозят и раненых конфедератов? – спросила Вирджилия.

– Да.

Тон миссис Нил был таким же холодным, как и ее взгляд. Вирджилия привыкла и к тому и к другому. Она почувствовала, что дрожит; плащ на ней отсырел, но запах влажной шерсти хотя бы отчасти отбивал вонь в вагоне. Подумав немного над ответом начальницы, она решила, что должна высказаться.

– Я не стану ухаживать за вражескими солдатами, миссис Нил.

– Вы будете делать то, что вам прикажут, мисс Хазард.

Ее гнев вызвал несколько сочувственных взглядов сиделок, и их сочувствие было обращено к Вирджилии.

– Право, моя дорогая, – неожиданно смягчилась миссис Нил, – вы прекрасная сиделка, но совершенно не способны подчиняться служебной дисциплине. Почему упорствуете?

«Да потому, тупая корова, что я тоже солдат по-своему».

Разумеется, Вирджилия не сказала этого вслух – она просто отвернулась и стала смотреть в сторону, мысленно называя миссис Нил не иначе как самодовольной дурой и занудой.

Весь прошлый год Вирджилия промучилась и много раз уже была готова сделать то, чего и добивалась начальница, – уволиться. Но она осталась, и не только потому, что получала удовлетворение от своей работы, но и потому, что, приобретя немалый опыт, знала теперь намного больше, чем некоторые наемные халтурщики, воображавшие себя выдающимися докторами. Когда силы изменяли ей, она думала о том, что Грейди умер неотмщенным и что Ли, тогда еще офицер Союза, возглавлял операцию по подавлению великого восстания Джона Брауна. И тогда работа в конце концов побеждала отчаяние.

Так случилось и теперь. Под вой ветра вагон раскачивался из стороны в сторону, дождь хлестал через разбитые окна. Мисс Киско опасливо посмотрела на потолок:

– Какой сильный гром…

– Это пушки в Спотсильвейни, – ответила ей Вирджилия.

Гроза все не умолкала, и брезентовые палатки то и дело прогибались под мощным ливнем. Госпиталь разместили рядом со станцией Фалмут, так что к стонам раненых, ругани врачей и крикам возниц санитарных повозок добавился еще и стук вагонных колес в сопровождении пронзительных свистков паровозов, отчего вокруг стоял нескончаемый шум.

Вирджилию и мисс Киско определили в палатку, куда направляли тех, которые были серьезно ранены, но все же не нуждались в срочной операции. Резали и пилили в соседней палатке, за нее отвечала лично миссис Нил. Вирджилию она проверяла примерно каждый час.

– Теперь вон тот, мисс Хазард.

Тучный, страдающий одышкой старший врач по палатке почти толкнул ее к койке, куда санитары положили худенького молодого лейтенанта с шелковистыми каштановыми волосами. Он был без сознания. Хотя койка стояла в самом темном углу, Вирджилия отчетливо увидела цвет его мундира.

– Но это же бунтовщик!

– И я так решил, когда увидел серую форму, – ядовито откликнулся врач. – А еще вы будете удивлены, но он ранен. – Толстяк показал на правое бедро юноши. – Снимите эту повязку, пожалуйста.

Врач подошел к койке с левой стороны, где к одеялу был приколот кусок бумаги, и отцепил его, чтобы прочесть:

– Пуля вошла рядом с бедренной артерией. Сосуд задет, но не порван. Парнишка из Миссисипи. Бригада Ната Харриса. Попал в плен напротив ружейных окопов возле выступа «Подкова». Не могу разобрать его имя…