с Падшими ангелами и оборотнями, воевал с колдунами, и со злодейскими культами, и с такими существами, у которых и названий-то не было. Я бился на земле и море, в небесах над моим городом, на древних руинах и во владениях духов, о которых большинство людей даже не подозревают. Я ношу шрамы, заработанные в десятках сражений, моими врагами были сущие кошмары, и я обрушил темную империю ради одной маленькой девочки.

И будь я проклят, если сдамся какому-то подонку Иному и его подручному экстрасенсу. Сначала – слова. Черт возьми, почти все начинается со слов.

– Я, – выдохнул я, и внезапно мой рот очистился ото льда. – Я Гарри… – дышал я с трудом, и боль удвоилась.

А я рассмеялся. Еще бы – какой-то урод, никогда не любивший настолько, чтобы познать горечь потери, будет рассказывать мне о боли!

– Я ГАРРИ БЛЭКСТОУН КОППЕРФИЛД ДРЕЗДЕН! – взревел я.

Лед и вода полетели в разные стороны. Замерзший камень лопнул со звуком рванувшего снаряда, паутина тонких трещин начала расползаться от меня. Образ Мэб улетел прочь и взорвался тысячами кристальных осколков, как лопнувшее стекло витража. Холод, боль и ужас откатились от меня, словно огромная голодная зверюга, которой неожиданно врезали по носу.

Иные обожают свои психические атаки, и, принимая во внимание, что эта случилась примерно через две секунды после того, как Акулья Морда вылетел из воды, было вполне понятно, кто за всем этим стоял. И это прекрасно! Акулья Морда выбрал битву умов – быть посему. Моя голова – мои правила.

Я поднял правую руку к замерзшему небу и закричал бессловесно и яростно, и словно вспышка молнии сверкнула с забурливших небес. Она ударила в мою руку и ушла в землю. Замерзшая грязь брызгами полетела во все стороны. Когда воздух очистился, я стоял, держа дубовый посох с вырезанными на нем рунами и символами, высотой до моего виска и толщиной с мои большой и указательный пальцы, вместе взятые.

И тогда я протянул левую руку к земле и закричал снова, завершив это сгребающим и одновременно призывающим жестом. Я вырвал металлы из земли, на которой стоял, и они как туман закружились вокруг моего тела, отлившись в доспехи, покрытые шипами и выступающими лезвиями.

– Ну что, крутой! – прорычал я в темноту, которая даже сейчас собиралась с силами для новой атаки. – Теперь ты знаешь, кто я. Давай же посмотрим, кто ты такой. – Я взял посох и ударил его концом о землю. – А кто ты? – требовательно спросил я. – Хочешь играть с моей головой, будешь играть по моим правилам! Назови себя!

В ответ раздался только всеохватывающий рев, словно сердитый арктический ветер перешел в ураган.

– О нет, так не пойдет, – пробормотал я. – Ты начал это, урод! Ты хочешь биться лицом к лицу, так давай же начнем игру! Кто ты?

Снова пространный звук, похожий на то, что слышишь в океанских глубинах, пронесся по небу.

– Трижды я приказал тебе! – крикнул я, сосредоточив свою волю и направляя ее в свой голос, грохотавший над мрачным пейзажем. – Я приказал тебе трижды! Именем своим я приказываю: скажи мне, кто ты!

И тогда огромная воронка возникла в тучах над головой – в ней различалось лицо, но в самых общих чертах, какое вылепил бы ребенок из глины. В его глазах сверкали молнии, а говорил он голосом бури:

Я ВРАТ СОКРУШИТЕЛЬ, ПРЕДВЕСТНИК! Я СТРАХ НЕСУЩИЙ, УБИЙЦА НАДЕЖД! Я – ТОТ, КТО ИДЕТ ВПЕРЕДИ!

Секунду я стоял, замерев, ошарашенно глядя на небеса.

Адские погремушки!

Сработало.

Это существо заговорило, и, когда оно говорило, я понял, я знал, что это было, словно мне дали моментальный снимок его идентичности, его глубокого сущностного «я».

На одну секунду – не более – я понял его, понял, что оно делает, чего хочет, что планирует и…

И потом этот момент прошел, и знание ушло, как пришло прежде, – кроме одной вещи. Каким-то образом мне удалось удержать несколько рассыпающихся фрагментов проникновения в суть.

Я знал, что существо, пытающееся разорвать мою голову, было одним из Идущих. Я мало что ведал о них, кроме того, что больше никто о них ничего не знал, а еще что они – это зло, запредельное зло.

Один из них пытался убить меня, когда мне было шестнадцать. Тому, Кто Идет Следом, это едва не удалось. Правда… будучи нынешним собой, я не уверен, что он действительно пытался меня убить. Он формировал меня. Не знаю для чего, но он пытался привести меня в ярость.

И эта тварь, влезшая мне в голову, та, которую я назвал Акульей Мордой, была, как и он, Идущим. Они были ровней. Он казался огромным, сильным, но эта сила как-то отличалась от силы, с которой я сталкивался прежде. Это существо было не больше, чем Мэб. Но в то же время было ужасающе, невыносимо глубже, чем она. Это как сравнивать фотографию скульптуры с самой скульптурой. В его распоряжении имелась сила, пребывающая за пределами всего виденного мною, за пределами всяческих мер и сравнений – за, за, просто за.

Это существо было силой Извне, а я – песчинкой перед лицом накатывающей волны. Но знаете что?

Песчинка может быть последним, что осталось от того, что когда-то было горой, но вот она – она есть, есть. Волна приходит, и волна уходит. Она может молотить по песчинке сколько угодно. Пусть высокие горы боятся медленного постоянного напора вод. Пусть долины содрогаются от страха перед безжалостным нашествием ледников. Пусть континенты тонут во тьме и вздымающихся волнах.

Но – песчинка?

Ее все это не впечатляет.

Пусть накатывает волна. Песок останется и после ее отката.

Так что я посмотрел вверх на это лицо – и рассмеялся. Я смеялся пренебрежительно и вызывающе над этой безбрежной силой, крутящейся гигантским водоворотом, и это было не просто радостное чувство. Это было правильное чувство.

– Давай! – закричал я. – Давай сожри меня! И тогда мы посмотрим, настолько ли крепко твое брюхо, чтобы меня удержать!

Я поднял свой жезл, и золотисто-белый огонь начал изливаться из вырезанных на посохе рун, пока я собирал в него силу. Воздух стал охлаждаться силами Зимы, и на гранях моих доспехов начал нарастать иней. Я расставил ноги, крепко упершись ими в землю, и мерцание Огня Души начало истекать из трещин в земле вокруг меня. Я оскалил зубы, повернув лицо к голодному небу, свободной рукой показал ему средний палец и заорал:

– Давай же!

Яростный голос заполнил воздух, его звук потряс и землю, и небеса, из-за