– Джон Джонсон, милорд, – ответил Фокс. Его голос не дрожал; он был солдатом и не раз оказывался в опасности.

Вот только вымышленное имя звучало как насмешка. Эх, зря он не послушался Фокса и не придумал имя позатейливее.

– И какого черта ты тут делаешь, Джонсон?

– Мой господин арендует этот склад и соседние с ним покои. Я тут за сторожа, милорд, когда мой господин отсутствует.

Может, и поверят, сказал себе Ролло. Он бы поверил. С какой стати Саффолку сомневаться в словах сторожа?

– Для какой цели твой господин арендует склад?

– Хворост и дрова хранить. Вон, поглядите.

Лорды уставились на поленницу у стены с таким видом, словно только что ее обнаружили.

– Не много ли дров для одних покоев? – спросил Саффолк.

Фокс не стал отвечать на этот вопрос, а Ролло укорил себя за то, что не позаботился заранее о достоверном объяснении.

– Кстати, кто твой хозяин? – не отставал Саффолк.

– Томас Перси, милорд.

Лорды зашептались между собой. Они знали, разумеется, что Перси состоит в рядах почетных королевских телохранителей и что среди его родственников хватает католиков.

От страха к горлу подкатила тошнота. Вот он, миг величайшей опасности. Догадается ли кто-нибудь из поисковой партии заглянуть под хворост? Ролло вспомнилось, как он сам легкомысленно заверял товарищей – мол, если даже помещение будут обыскивать, порох все равно не найдут. Сейчас и узнаем, прав он или ошибался.

Ноги подкашивались.

Саффолк отвел Монтигла в сторонку. Двое лордов подошли едва ли не вплотную к той приоткрытой дверце, за которой прятался Ролло.

Монтигл возбужденно воскликнул:

– Тут замешан граф Нортумберленд!

– Говорите тише! – одернул его Саффолк. – Мы не можем обвинить одного из виднейших пэров королевства в том, что на складе члена его семейства слишком много хвороста.

– Но нужно что-то делать.

– Сообщим Тайному совету обо всем, что здесь обнаружили.

Похоже, Саффолк не стал приказывать своим людям порыться в хворосте.

Монтингл взял себя в руки.

– Вы правы, милорд. Прошу прощения. Просто я очень боюсь, что во всем обвинят меня из-за этого треклятого письма, что принесли в мой дом.

Ролло хотелось надеяться, что душевные муки Монтигла заставят Саффолка забыть о тщательном обыске помещения.

Граф похлопал Монтигла по плечу.

– Понимаю.

Лорды присоединились к остальным.

Компания постояла, переговариваясь, а затем покинула склад. Фокс прикрыл за ними сломанную дверь, насколько у него получилось.

Ролло выбрался из своего укрытия.

– Я все слышал, – сказал он. – Из-за двери.

Фокс пристально поглядел на него.

– Иисус нас уберег. Едва не попались.

2

Дни Марджери сменяли друг друга в пелене отчаяния. Она ощущала себя так, словно почва ушла у нее из-под ног. Когда Нед оставил дом, она ничего не ела и почти не пила целую неделю. Вставать утром с постели не было ни малейшего смысла. А если она все-таки заставляла себя подняться, то садилась к очагу и тихо плакала, пока не сгущались сумерки и не наступало время снова ложиться в кровать. Она могла бы перебраться, конечно, к своему сыну Роджеру, но тогда ей придется все рассказать, а одна мысль об этом приводила в ужас.

Но за два дня до намеченной церемонии в парламенте она сумела избавиться от этого оцепенения чувств. Нед уже поймал Ролло или нет? Состоится ли церемония? Будет ли во дворце Нед? Погибнут ли жертвы заговора?

Марджери надела плащ и пошла по Стрэнду ко дворцу Уайтхолл. Внутрь заходить не стала, остановилась неподалеку, едва различимая в тусклом свете ноябрьского полудня, высматривая своего супруга. Придворные сновали мимо в своих шляпах на меху. Марджери едва стояла на ногах от голода, поэтому ей пришлось опереться на стену, чтобы не упасть. С реки наползал стылый туман, однако ее и без того била дрожь.

Всем сердцем она желала, чтобы ей не взбредало в голову хранить тайну Ролло так долго. Следовало открыть Неду правду много лет назад. Конечно, без размолвки и выяснения отношений все равно бы не обошлось, но сейчас она выбрала самое неудачное время для признания: Нед успел стать важнейшей частью ее жизни, и она попросту не понимала, как дальше жить без него.

Наконец он появился, не один, а в компании мужчин в толстых плащах. Должно быть, члены Тайного совета. Лицо Неда было угрюмым. Возможно, ей почудилось, однако казалось, что за минувшую неделю он резко постарел: лоб избороздили морщины, щеки покрывала седая щетина.

Марджери шагнула вперед. Нед увидел ее и застыл. Она вглядывалась в родное лицо, читая чувства мужа. Поначалу он был просто застигнут врасплох. Потом пришло узнавание, а за ним – гнев. Чутье подсказывало, что Нед пытался забыть о ней самой и о том, что она натворила, а ее появление стало неприятным напоминанием.

Неужто ни намека на сострадание, ни тени милосердия?

Марджери не стала медлить и задала вопрос, ради которого и пришла:

– Ты нашел Ролло?

– Нет, – коротко ответил Нед, отвернулся и шагнул за ворота.

Марджери поникла. Господи, как же она его любит!..

Она пошла прочь, не разбирая дороги, и ноги сами привели ее на илистый берег Темзы. Поверхность реки пенилась от сильного течения – с отливом речная вода будто рвалась вылиться в море.

Марджери подумала, не ступить ли в воду. Уже стемнело, никто ее не увидит. Плавать она не умела, никогда не училась, и река оборвет ее жизнь всего через несколько минут. Будет холодно, придется справляться с собственным страхом, но потом все беды и напасти останутся позади…

Конечно, это грех смертный грех, но даже преисподняя не может быть хуже такой вот жизни. Ей вспомнилась недавно виденная пьеса: девушка утопилась, когда ее любовь отверг принц Датский, а пара потешных гробовщиков еще обсуждала, достойна ли она христианского погребения[105]. Если Марджери войдет в реку, для нее точно места на кладбище не найдется. Сильное течение унесет ее тело, быть может, до самого моря, и там она опустится на дно и ляжет рядом с моряками, что погибли в схватках с испанской армадой.

И кто помолится за упокой ее души? Протестанты не верили в силу заупокойных молитв, а католики не молились за самоубийц. Значит, ей суждено покинуть сей мир одинокой и проклятой…

Марджери долго стояла у кромки воды, ощущая, как сердце рвется на части, не в силах выбрать между стремлением обрести вечный покой и страхом познать праведный гнев Всевышнего. Потом ей почудилось, будто она видит свою старую тетушку, сестру Джоан, – та шла по грязи, не сгорбленная, как при жизни, а с выпрямленной спиной и без палок. Хотя было темно, Марджери разглядела, что Джоан словно помолодела и улыбается. Храня молчание, призрак взял Марджери за руку и мягко повлек ее прочь от воды, в сторону Уайтхолла. У дворца она заметила двух молодых мужчин, которые громко над чем-то смеялись. Она обернулась к Джоан – спросить, видима ли та и для них, – но Джоан исчезла, и Марджери снова осталась одна.