Согласно этому преданию, после смерти легендарных основателей Киева поляне стали подвергаться нападениям со стороны соседей. Призрачный союз живущих «в мире» южных племен не продержался долго. Особенно ярыми врагами полян проявили себя западные соседи, древляне. Их набеги ослабили Киев. Этим воспользовались хазары. Их войско явилось к Киевским горам. Рывок хазар на запад, к Днепру через северские земли, кстати, отмечен массовым строительством градов, о котором говорилось ранее. Северу хазары, в конце концов, покорили и обязали платить дань — тогда или позже. Покорился завоевателям внешне и Киев. Как говорит летописное сказание, хазары потребовали от ослабленных полян: «Платите нам дань». Поляне, подумав, дали от каждого «дыма» — семейного домохозяйства — по мечу. Хазарские «старцы», увидев эту дань, якобы сказали своему «князю»: «Не добра дань, княже. Мы ее доискались оружием односторонним, то есть саблями, а у этих оружие обоюдоостро, то есть мечи. Они будут и с нас брать дань, и с иных стран».

Но «князь», как можно заключить из Повести временных лет, не обратил внимания на предупреждение. Хазары продолжали брать дань с «родов» Кия и его братьев еще долгое время.[2085] Да и Начальный летописец не только нигде не говорит, что дурное предзнаменование отвратило хазар от сбора дани, но прямо утверждает, что они «владели» полянами. Не видит летописец никакого вызова и в самой полянской дани мечами. Разве что сильно скрытую угрозу — которую не разглядели хазарские полководцы. Скорее в выдаче оружия с каждого «дыма»-хозяйства можно усмотреть капитуляцию. Заметим, что в пору сложения предания поляне мечей еще сами не ковали. Выдача привозного (византийского?) оружия, полезного в бою с панцирной конницей, могла являться и прямым требованием хазар. К XI в. устное предание патриотически переосмыслило древнюю историю.

В такой-то обстановке у Киева появился огромный по тем местам и невиданный прежде парусный флот Бравлина Руса. Для хазар это явилось полной неожиданностью. Впрочем, обе стороны — и русь, и хазары, — были в равной степени неприятно удивлены. Дело шло к войне — но кончилось, судя по преданию о Русе, миром. Между сторонами устанавливались равные и взаимовыгодные «братские» отношения. Хазары по просьбе «Руса» предоставили ему какие-то права в Поднепровье. Скорее всего, Поля отдавались — в хазарских понятиях — под власть и покровительство руси на условиях уплаты дани. Именно русь, а не хазарские сборщики, теперь взимала ее с полян. Сидевшие в Киеве «роды» Кия и братьев, как и их «подданные», остались в выигрыше. Добыча или прибыль от походов руси на юг при участии полян вполне могли искупить платившееся хазарам «от дыма». От возможных же карательных акций новый покровитель мог защитить.

Это «Рус» сразу же доказал делом, разгромив соседних «славян» — то есть древлян. Древляне требовали от русов и кочевников уступить им какие-то земли в Поднепровье. Не исключено, что все Правобережье, которое не без оснований считали своим, дулебским. В «ссоре и сражении» между русью и их степными союзниками, с одной стороны, и древлянами — с другой, последние были разбиты наголову. Древляне бежали, а Рус запомнился в Полях как великий герой. По словам Симеона Логофета, будущие русы «освободились благодаря какому-то божьему совету или вдохновению от напастей тех, что их одолели и ими владели» — и назвались якобы по «сильному» избавителю. Победитель Бравлин, установивший более-менее выгодные отношения с хазарами и прогнавший обидчиков-древлян, конечно, казался полянам посланцем богов.

В Киеве Бравлин получил уже вполне определенные сведения о крымских землях. Он осознал выгоды связей с ними — но не мог надеяться завязать их без применения и демонстрации силы. К тому же дальний поход за добычей следовало оправдать. Теперь к нему присоединились и полянские ратники, только что обедневшие из-за древлянских набегов и хазарского вторжения. Союз же с хазарами пришелся весьма кстати для дальнейшего пути. Хазары, хотя и союзные Византии, но заинтересованные в ослаблении ее крымских баз, обеспечили Бравлину проход через днепровские пороги. Ладьи здесь приходилось вытаскивать из реки, и рать была чрезвычайно уязвима. Естественно, помощь оказывалась не для того, чтобы Бравлин пришел в Крым с миром. Незадолго до того из-за движения христиан крымской Готии против хазар позиции ромеев в Крыму укрепились. Теперь, не нарушая союза с Империей, каганат пытался расплатиться руками руси. Хазары могли предоставить Бравлину и инженеров осадной техники, использованных позднее у Сурожа. Ни словене, ни поляне навыков штурма настоящих городских стен пока не имели.

И вот русский флот спустился по Днепру, вышел в море и достиг берегов Крыма. Ромеи не ожидали вторжения со славянского севера. Крым никогда не подвергался славянским набегам. Появление же морской рати Бравлина на Черном море стало сущим шоком. Еще большим, чем для франков и англосаксов появление в те же годы огромных флотилий викингов у их берегов. Флот с «греческим огнем» весьма пригодился бы крымским ромеям. Но до сих пор прикрывать фему Херсон с моря нужды не было. Если патрульные корабли у ромеев здесь и были, то немногочисленные и недостаточно оснащенные. Не встречая особого сопротивления, Бравлин высаживался на берега, разорял предместья городов, угонял полон и захватывал добычу. Так он опустошил все побережье от Херсона до Керчи. От Керчи на хазаро-византийской границе он вновь повернул к западу вдоль берега. В распоряжении князя все еще оставалась «многая сила».

Внимание Бравлина привлек город Сурож (ромейская Сугдея). Князь решил взятием большой крепости подытожить удачное и невиданное по дерзости предприятие. Десять дней длилась осада Сурожа. Ромеи упорно защищались — но, в конце концов, после ожесточенных боев, русам во главе с Бравлином удалось проломить окованные железом ворота. Бравлин с обнаженным мечом ворвался в Сурож во главе своей рати. На его пути оказалась церковь Святой Софии. Бравлин уже оценил во время налетов на побережье богатство византийских храмов. Ближняя дружина под его предводительством взломала двери, и князь вошел в церковь. Перед его глазами была гробница незадолго до того, около 789 г., умершего епископа Сурожского Стефана. Русские «бояре» прибрали к рукам «царское одеяло, жемчуг, золото, камни драгоценные, лампады золотые и сосудов золотых много».

Но в этот момент, как повествуют «Чудеса святого Стефана», князь внезапно рухнул на пол и забился в припадке. «Обратилось лицо его назад», изо рта пошла пена. «Великий и святой человек здесь, — закричал Бравлин, — и ударил меня по лицу, и обратилось лицо мое назад! Верните все, что взяли!» Напуганные дружинники побросали добычу. После этого они подхватили было князя на руки, но он снова закричал: «Не делайте этого! Пусть буду лежать, ибо изломать меня хочет один старый святой муж. Притиснул меня, и душа из меня вот-вот изойдет! Быстро выводите рать из города сего». Русы, пуще прежнего устрашенные происходящим, повиновались. Описываемое князем напоминало поведение враждебных духов-душителей в славянских поверьях. Так что нет ничего удивительного в том, что войско не усомнилось и послушалось. Оставив всю добычу прежним владельцам, рать поспешила оставить Сурож. Соратники вернулись к лежащему в храме перед гробом князю. «Возвратите все, — сказал тот, — сколько пограбили, священных сосудов церковных в Херсоне и в Керчи, и везде, и принесите все сюда, и положите ко гробу Стефана». Но этого не достало. Князю послышался «страшный» голос святого: «Если не крестишься здесь в моей церкви, не уйдешь отсюда и не возвратишься домой».