мне со своими вопросами, работники конторы тоже привыкли, считая очередного директора временным; но руководству нужен был только партийный директор, которым легче управлять под давлением и постоянной угрозой наказания, вплоть до исключения из партии. Нового директора долго не могли найти, завод работал без первого руководителя, а сколько их уже побывало на заводе: Косолапов, Кузнецов, Пустовой, Цыбенко, … кто будет следующим?

Управляющий трестом Чижиков, по рекомендации руководства Донводстроя, повез меня к первому секретарю Железнодорожного райкома партии, чтобы решить вопрос о директоре, который, как это было принято в те времена, обязательно должен быть партийным; Николай Давыдович знал, что я ни при каких обстоятельствах не соглашусь на должность директора (всё-таки я не сомневался в своём решении: «умей говорить «нет» – я не директор»), а против членства в партии не возражал – если надо, то пусть; я был не настолько наивен, чтобы не понимать, какой смысл имела эта поездка; по дороге в райком он сказал, что меня собираются принять в партию срочно без кандидатского срока; я остался в приемной, а он зашел к секретарю; через двадцать минут вышел и мы поехали на завод, по дороге сообщил, что вопрос отложен, вероятно, он сказал секретарю о моем отказе занять пост директора, ну и зачем тогда в партию; ещё едучи туда, я смутно предполагал, о чём может идти речь, там я убедился, что догадка моя была правильной.

XV

Однажды инженер по технике безопасности треста Сарычев принес мне на подпись акт о несчастном случае со смертельным исходом, настоятельно просил прочесть и сразу подписать; странно, на заводе не было такого случая. Оказалось, случилось вот что: несколько дней назад погиб шофер автобазы объединения, который вез с завода лотки на поля; недовольно хмыкнув, инженер оставил акт у меня для ознакомления, который я внимательно прочел; вся вина была возложена на завод, т.е. на меня, отвечающего за технику безопасности, а возможные последствия известны: в лучшем случае – строгий выговор, крупный денежный начет, понижение в должности со снижением оклада; в худшем – уголовная ответственность за гибель рабочего, суд, лишение свободы.

В акте было указано, что железобетонные лотки погрузили на автомашину; на 15-м км пути, ненадежно на заводе закрепленные, они сместились в сторону, сломали борт, машина перевернулась, шофер, молодой парень, недавно прибывший из армии и отправленный в первый свой рейс, погиб; из акта следовало, что автобаза была совершенно невиновна. Я выехал на место аварии, сделал замеры, сфотографировал лежащие на обочине лотки; позже составил схему и проконсультировался с несколькими шоферами, которые возили лотки много лет; обнаружилось, что лотки сдвинулись совсем не в ту сторону, в которую перевернулась машина; это означало, что причиной аварии был резкий поворот на большой скорости, а не смещение лотков, т.е. сместившиеся лотки наоборот удерживали машину от опрокидывания – вина шофера была явной.

Акт я не подписал, приложил схему, а на обороте изложил подробно с техническими деталями «особое мнение» о причине аварии, под ним поставил свою подпись; через некоторое время комиссия объединения, которая обнаружила целый букет нарушений с отправкой молодого необученного шофера в рейс, полностью подтвердила виновность автобазы; тогда я понял, что Сарычев составил акт под диктовку транспортников, обеляя их; ведь он с ними работал вместе многие годы, а я кто такой – новый и чужой; также оказалось, как мне рассказывали впоследствии, что этот инженер по т/б уже давно беспричинно возымел подозрения против меня.

Сарычев был совсем маленького роста – коротышка с большим горбом, вероятно, поэтому ходил, чуть наклонившись вперёд; его трагическое лицо, как у некоторых людей с физическими недостатками («обиженные Богом»), выражало смертельную обиду и застывшее непреодолимое отчаяние, – как будто этот человек по своей воле носил при себе бомбу, которая в любой день и час могла взорваться; этот вредный флегматик с маленьким востреньким носиком родился где-то на юге; в нём действительно было что-то вострое, заносчивое, как говорится, «мала птичка, да ноготок востёр»; и не удивительно, что он мог намеренно творить зло, обвинять невиновного, делать подлости. Последствия расследования несчастного случая мне неизвестны; отделался я выговором, а заводские технологи срочно разработали схему надежного крепления лотков к кузову автомашин.

XVI

В начале июля директора все еще не было; сменился начальник объединения, Сердюк тал директором ростовского проектного института по мелиорации «Южгипроводхоз», а начальником Донводстроя назначили бывшего руководителя сельского райкома партии Шкуро, человека преклонного возраста; во время первого визита на завод я внимательно рассмотрел его: высокий, элегантный и гордый, обладал представительной внешностью, однако вид у него был самодовольный, непроницаемый, высокомерный и неприступный; ходил вальяжной походкой, и эта надменная манера составляла его отличительную черту; странно, что работая партийным руководителем, был он косноязычным.

Шкуро поставил директором завода своего фронтового друга Вялова, пожилого инвалида без одной руки, который на первой же планерке рассадил заводских специалистов за большим столом и закрепил за каждым место; чувствовалось, что человек военный, любит порядок; все расселись и стали ожидать тронную речь, она последовала: «Я считаю, что задача, поставленная перед заводом, ничуть не сложнее задачи танкового батальона в наступлении»; все присутствующие были ошарашенные этими словами, а дальше пошло-поехало: дисциплина, порядок, каждый на своем месте и т.п.; не выслушав никого, директор быстро завершил планёрку: «Все свободны!»; подобного не было даже при прежних четырех директорах; вскоре, когда он подробно ознакомился с делами на заводе, выяснилось, что директор не знает, что от него хотят, не знает своих обязанностей и не понимает, в какой сложной обстановке работает завод; человеком он был с добрым лицом, спокойный, вежливый, тактичный, незлобивый; конечно, не специалист, но часто ходил по цехам и территории, никакой инициативы не проявлял, мне дал полную свободу действий; тем временем начались обычные летние сбои с поставкой цемента, который уходил в основном на Север страны; суточные планы не выполнялись из-за простоев, но резервы кое какие имелись.

У меня появилась возможность больше времени бывать на заводе, поскольку жена с детьми уехала летом на море в пионерлагерь, где работала воспитателем; я мог находиться на работе до 9 – 10 часов вечера, и это давало эффект. Начальник объединения Сердюк зимой дал мне хорошую квартиру, но для всех остальных работников треста и завода, стоящих в очереди на жилье много лет, было непонятно, за что (объясню ниже). Теперь и начальник объединения был другой, и оба его заместителя другие, которые не знали предыдущей десятимесячной истории завода; и вот я решил, во что бы то ни стало выполнить июльский план, чтобы в глазах новых руководителей выглядеть