К сожалению, положение их оказалось весьма критическим. С одной стороны, им постоянно угрожали буйные, злобствующие на их покорность и не хотевшие выходить из гор кабардинцы, с другой – по печальному недоразумению они были разбиты и ограблены самими же русскими. Едва переселенцы стали на своих местах, как на них налетели отряд штабс-капитана Токаревского из Елизаветинского редута и мирные чеченцы, под командой капитана Чернова, из Моздока; несколько человек было убито, несколько захвачено в плен, стада отогнаны, имущество разграблено. Встревоженные власти поспешили прекратить смятение. Переселенцам с лихвой возвращено было все, что они потеряли, но нужно было опасаться острой вражды между кабардинцами и чеченцами, и кабардинцы действительно уже просили позволения ограбить чеченцев. Токаревскому был сделан строгий выговор. «Непростительно, – писал ему генерал Вельяминов, – если не знали вы, что аулам сим позволено от правительства жить на занимаемых ими местах с обещанием, что никакого вреда им не будет; еще непростительнее, если известно вам было означенное позволение, и вы заведомо нарушили данное главнокомандующим слово». Гроза чеченцев, Чернов, не лишился места только благодаря заступничеству Грекова. «Не могут быть мне неизвестны недостатки Чернова, – писал он Ермолову, – но этот человек необходим, и не по тем сведениям, которые он доставляет, – эти сведения я получаю и от лазутчиков, – но за его необыкновенную храбрость, которая наводит страх на все чеченское население».

Все эти обстоятельства затрудняли дело переселения кабардинцев на плоскость. Остававшиеся в горах старшины и князья всеми силами старались не допускать и мысли о переселении. Состоялось даже между ними большое совещание, на котором присутствовали многие закубанские кадии, и положено было: если им не удастся испросить себе у русских властей дозволение остаться в горах, то вырвать это дозволение силою – разбоями и грабежами на линии. Один из кабардинских владельцев, Арслан-бек Бесленеев, первенствовавший между мятежниками, уже два раза посылал своего сына Адыга в район правого крыла, а закубанцы, действуя под влиянием брата его, Дженбулата Атажукина, прорвались с партией к селению Круглолесскому, убили нескольких жителей и сожгли часть деревни. Партии самого Арслан-бека, разделившись на части, день и ночь следили за малейшими движениями русских отрядов и в то же время грабили и били тех кабардинцев, которые переселялись на плоскость. В немирной Кабарде открыто говорилось, что как только русские войска уйдут (о постоянном пребывании их в кабардинских землях не допускалось и мысли), то жилища переселенцев будут истреблены, стада их угнаны, а сами они переведены обратно в горы. Уже некоторые из переселенцев, напуганные угрозами, бежали обратно в ущелья. Задача русских властей чрезвычайно усложнилась. Нужно было заботиться в одно и то же время и об охранении границ, и о защите переселенцев, и о создании препятствий кабардинцам к выселению за Кубань, куда их сманивали владельцы. В таких обстоятельствах и чтобы наконец положить предел кабардинской дерзости, Кацырев вынужден был сделать еще две экспедиции. 25 марта он вошел в Чегемское ущелье и истребил аулы Тамбиева, а 2 апреля двинулся на речку Нальчик и занял аулы Шаупцова и Кондорова. Здесь отряд остановился для наблюдения за общим собранием кабардинцев, которое также подвинулось к Нальчику. Кабардинцы несколько раз присылали к Кацыреву депутатов с просьбой дать им свободно совещаться, удалив отряд к Малке или к Тереку. Кацырев ответил, что согласен сделать это, если ему дадут в аманаты шесть князей из почетнейших фамилий и старшего кадия. Кабардинцы отказали. Тогда Кацырев, видя, что они только стараются выиграть время, 4 апреля сам быстро двинулся к месту сборища, которое едва успело рассеяться. Аул владельца Каспулата Канчукова, где оно происходило, был занят и истреблен после недолгой, но горячей перестрелки. Русские потеряли здесь десять человек, со стороны кабардинцев было убито и ранено также только человек пятнадцать, но в этом незначительном числе были ранены оба сына Арслан-бека Бесленеева, Тембот и Адыг, и последний смертельно, был ранен также старший эфенди кабардинского народа и бесленеевский кадий.

Влияние закубанцев на кабардинские волнения не подлежало сомнению, и, чтобы заставить их заботиться больше о собственной своей обороне, чем о политической судьбе кабардинцев, Сталь, одновременно с последним движением Кацырева, приказал донскому полковнику Победнову сосредоточить сильный отряд в Воровсколесской станице и сделать набег в верховья Кубани, чтобы отогнать конные табуны, принадлежавшие абазинам. Победнов, имея в сборе до семисот казаков, ногайцев и бабуковцев, 2 апреля перешел за Каменный мост и быстрым движением не только захватил значительный конский табун, но и отару овец более чем в шесть тысяч голов. Абазины, слабые числом, застигнутые врасплох, не могли и думать об открытом сопротивлении и лишь устроили засаду в тесном ущелье на пути отступления отряда. И вот, едва скучились в ущелье овцы и лошади, абазины открыли пальбу, произведя невообразимую сумятицу в испуганном стаде. Войска поставлены были в положение затруднительное; к счастью, удачный картечный выстрел заставил неприятеля покинуть засаду, и отряд Победнова без потери вышел к Баталпашинску.

Отряд Кацырева, занимая в Нальчике центральную для Кабарды позицию, чрезвычайно стеснял кабардинцев, и одна депутация за другой являлись к нему. Но на все попытки начать переговоры он отвечал требованием безусловной покорности и отсылал депутатов ни с чем.

Кацырев расчетливо, но смело пользовался всеми случаями вредить кабардинцам. Был, например, такой случай. Один из известнейших разбойников, Якуб-бек, уже переселившийся на плоскость, явился к нему с известием, что близ старого аула узденя Аджи Тамбеева пасется табун в тысячу голов и что можно захватить его, если действовать скрытно и осторожно. Кацырев знал Якуб-бека за мошенника, на слова которого положиться было опасно, но, с другой стороны, ему было известно также о кровной вражде его с узденями, которым принадлежали лошади, и он решился воспользоваться его указаниями. 17 апреля, как только в лагере пробили вечернюю зорю, Кацырев тихо поднял отряд и ночью повел его на реку Кешпек. На рассвете казаки увидали табун. Но пока они скакали во весь опор, табун уже был загнан в лесистое ущелье, и им удалось отхватить только косяк в восемьдесят лошадей. В то же время другая часть казаков вскочила в аул Аджи Тамбеева. Человек двадцать пеших горцев, захваченных в нем, заперлись в сакле, объявив, что будут драться насмерть. Сакля была каменная, и казаки, ограничившись наблюдением за нею, дали знать в отряд. Оттуда поспешно прибыли две роты старого Ширванского полка. Кабардинцам предложили сдаться – они отвечали выстрелами. И когда из русских рядов выбыло несколько человек, Кацырев велел взять саклю штыками. Озлобленные ширванцы ринулись на приступ. Храбрый капитан Красовский первый вскочил в выбитую дверь и первый пал на пороге ее, сраженный пулей, еще несколько солдат было ранено, но остальные ворвались и истребили всех без пощады. Восемнадцать трупов, вытащенных из сакли, были так обезображены, что бывшие в отряде мирные кабардинцы не могли узнать ни одного из них.

Этим эпизодом закончились самостоятельные действия кацыревского отряда. Насколько принесло пользы его присутствие в Кабарде, можно судить уже по тому, что в течение всего времени, пока он действовал там, на линии было почти спокойно, и нападения кабардинцев ограничиваются только вышеприведенными случаями.