Делия Иган села в плетеное кресло и сложила руки на коленях.

— Вы будете разочарованы, мсье, у меня самая обычная жизнь. Родилась я в Англии, во Францию мы переехали, когда мне было десять лет. Отец считал, что здесь жизнь дешевле. У нас была небольшая лавка, где он торговал зеленью. Моя старшая сестра вскоре вышла замуж, но быстро умерла от чахотки. Младший брат сначала жил с нами, а потом пошел по дурному пути… Не стоит писать про него, — робко заметила она, и Стэнфорд послушно перестал записывать, — тем более что в двадцать лет он уехал в Америку и там погиб. После ранней смерти сестры и брата родители сильно сдали и прожили недолго. Я продала нашу парижскую лавку и домик и переехала сюда. Суеверный человек подумал бы, что нашу семью преследует злой рок: муж мой погиб через два года после нашей свадьбы. Он работал клерком и ездил на службу на велосипеде. В тот день он допоздна задержался в конторе и возвращался домой уже в темноте… Его сбила машина, а виновного так и не нашли.

— Вам остались после него какие-нибудь сбережения? Простите мое любопытство, мадам, но я слышал, что ваше участие в благотворительных делах выражается и в денежной форме.

Стэнфорд произнес это самым невинным тоном, и человек, даже более искушенный, нежели Делия Иган, не уловил бы в его тоне и открытом взгляде никакого подвоха, тем не менее старушка была смущена.

— Ах, мсье, вокруг столько злых языков… Со мной приключилась загадочная история: десять лет назад мне вдруг стали приходить денежные переводы, каждый год тысяча фунтов.

— Вот это да! — Стэнфорд изобразил удивление и восторг репортера, напавшего на интересный материал. — Пожалуйста, расскажите поподробнее, это звучит захватывающе, как раз то, что надо нашим читателям.

— Тут и говорить-то не о чем… Приходили переводы, а от кого — неизвестно.

— А вы пробовали выяснить, кто же все-таки посылает вам деньги?

— Нет. Я думала, раз этот человек хочет остаться неизвестным, зачем нарушать его планы? Мое любопытство могло ему не понравиться.

— Но у вас, конечно же, есть какие-то предположения? Как вы сами это объясняете?

Старушка покачала головой.

— Ума не приложу… Если только кто-нибудь из старых друзей моего мужа… Может, этот человек был ему чем-либо обязан и, когда у него появились деньги, решил в память о нем помочь мне. Ничего другого тут не придумать. — Она беспокойно зашевелилась. — Пожалуй, мсье, не надо все это писать, право, ни к чему. Бог знает, что люди могут обо мне подумать из-за этих денег. — Поначалу польщенная проявленным к ней вниманием, она теперь заволновалась.

— Разумеется, мадам, я ничего не напишу против вашей воли, — успокоил ее Стэнфорд.

Мадам Иган склонила голову с аккуратно уложенными седыми волосами.

— Ах, мсье, лучше вовсе не пишите обо мне! Я уже столько натерпелась из-за этих переводов! Хорошо еще, возраст у меня уже не тот, чтобы строить постыдные предположения, а все равно чего только за моей спиной не говорили поначалу! 　

— Раз таково ваше желание, я повинуюсь.

Стэнфорд захлопнул блокнот с тайным удовлетворением, ему было неловко обманывать эту маленькую аккуратную старушку, к тому же он боялся, что она попросит прислать журнал и будет потом тщетно ждать его. Оставалось показать фотографию. К этому времени он уже составил о своей собеседнице вполне определенное мнение и был уверен, что если она знала Крайтона, то он сумеет уловить это по ее лицу.

— Жаль, что вы отказываетесь, — сказал он, разыгрывая разочарование, — я уже наметил поместить ваш материал рядом с биографией своего соотечественника. У меня и фотография его есть. Вас я бы тоже сфотографировал. Взгляните. — Небрежным жестом он положил перед ней фотографию Крайтона.

— Вы случайно не знакомы с ним? Вот было бы совпадение!

Делия Иган с детским любопытством потянулась к фотографии, затем вернула снимок мнимому корреспонденту.

С полнейшей безмятежностью она сказала:

— Я никогда не видела этого человека.

Глава 11　

Выйдя из машины, О’Брайн распахнул дверцу и подал руку Мэдж. Они вошли в тихий, уютный ресторан и заняли угловой столик. Зеленое вечернее платье идеально облегало ее фигуру. Сделав заказ, они сидели молча, Мэдж смотрела по сторонам, а О’Брайн продолжал изучать карту вин.

— Здесь довольно мило, — заметила Мэдж. — Или вам не нравится?

— Нет, почему же, — бесстрастным тоном ответил О’Брайн.

По всему было видно, что настроение у него не из лучших, хотя он старался не выказывать дурного расположения духа. Его спутница то ли знала, то ли догадывалась о причине и вела себя сдержанно, не навязывая ему ненужного разговора.

— Вы со мной потанцуете? — застенчиво спросила она. — О, я понимаю, что вы думаете, но раз уж мы пришли сюда…　

— Если это доставит вам удовольствие, — ответил О’Брайн, поднимаясь.

— Да, это доставит мне удовольствие, — сказала Мэдж, глядя ему в глаза.

Танцевали оба прекрасно. О’Брайн обладал тонким музыкальным слухом и двигался с чарующей легкостью; Мэдж скользила рядом с редким изяществом, ее гибкая фигура послушно следовала ритму музыки и движениям своего партнера, голова со строгой прической, оставляющей открытыми лоб и уши, вначале была откинута назад, а затем склонилась к его плечу.

— Благодарю вас, — сказала она, садясь обратно за столик. — Я давно не получала такого удовольствия. Жаль, что в сущности я не имею на это никакого права.

— Вам себя упрекать не в чем, — ответил О’Брайн, сделав ударение на первом слове.

Глаза Мэдж радостно вспыхнули:

— Вы в самом деле так думаете?

— Да. Каждый отвечает лишь за самого себя.

— Вы очень великодушны. — Ее ладонь легла на его руку. — Или чересчур хорошо воспитаны, — добавила она, сопроводив свои слова испытующим взглядом.

Впервые за весь вечер О’Брайн улыбнулся.

— В моей жизни бывали эпизоды, когда никто не стал бы утверждать, что я не только чересчур, но даже и просто хорошо воспитан.

— Неужели? — Она заразительно рассмеялась. — Трудно представить: вы всегда держитесь безупречно.

Когда они собрались уходить, Мэдж нерешительно спросила:

— Вы меня проводите? Или это с моей