– Нет! – перебил я.

– Что, нет? – опешил говоривший.

– Не дам.

– Почему?

– Не хочу, чтобы всё повторилось, как на Рюгене. Придумай что-нибудь другое.

– Глупец! – плеснуло явным раздражением. – Сам же хотел воином света стать, для этого и надо тебе быть избранным. А по-другому никак, кроме как знак такой подать. Все воины так избирались, всех устраивало. Да никого и не спрашивали. Что ерепенишься?

– По-другому никак?

– Можно и по-другому. Только тебе это точно не подойдёт, да и добираться далеко и долго будешь.

– Ладно, пусть конь решает, быть мне воином или нет. У него голова большая…

– Опять глупец. Не конь решает, а боги. Через коня мы всем знак подаём.

– Да понял я, понял. Хорошо ещё, что через коня, а не через лягушку какую.

– Какую лягушку? Ты откуда знаешь?

– Не знаю. Это сказка у нас такая есть, про царевну-лягушку. Мол, поцелуешь её, и она в царевну превратится. Ну и полцарства за нею, само собой разумеется. А это что, правда?

– Ха. Куда же без полцарства. Сказка, говоришь… Ну-ну. Ты всё понял, человек?

– Что тут непонятного? Зайти в храм, конь на свиданку придёт, яблоко схрумкает… Постой, а где я яблоко сейчас возьму? Не сезон, однако.

– Ну-у, морковку ему дашь. Найдёшь морковку-то? Или тоже не сезон?

– Да не выращивают ещё морковку, не завезли. Брюкву выращивают. Мочёную найду, наверное. Пойдёт?

– Издеваешься? Брюкву! Жеребцу самого бога! Да я тебя самого заставлю эту брюкву ж… М-да. О чём это мы?

– А давай я ему хлебца кусочек дам. Пойдёт?

– Хлеб? Что с тобой сделаешь. Дай хлеб. Ступай к жрецам.

– Погоди-погоди.

– Что ещё?

– Помнишь мою просьбу к тебе на Рюгене? Ты обещал подумать.

– Вот я и думаю. Что переживаешь, времени-то прошло всего ничего.

– Второй год уже думаешь. Это вы, боги, вечны, а мы, простые смертные, каждый прожитый день считаем.

– Год прошёл, да-а. Я и не заметил. Ступай, подумаю.

– Опять, поду-умаю. Сколько думать-то можно, голова скоро станет как у того коня в Щецине…

– Поговори мне ещё. Разболтался. Совсем страх потерял? Забылся?

– Забылся, забылся, вот пойду сейчас и забудусь, сдохну где-нибудь. И вы за мной следом пропадёте. Что, страшно?

Заволокло окна серой хмарью. Заклубился, почернел воздух в храме, сгустился в центре зала, формируя огромную бородатую фигуру.

– Как со мной разговариваешь, человечек? Раздавлю!

Навис надо мной, протянул руку, ухватил поперёк груди, приподнял – перехватило удушьем лёгкие. Не вздохнуть – затрещали рёбра. Поднёс вплотную к лицу, вгляделся пристально стальными, стремительно чернеющими глазами, будто просвечивая насквозь. А в глазах молнии сверкают.

«Спалит к чёртовой матери. Или раздавит», – успела промелькнуть трусливая мыслишка. Собрал все свои силёнки, на одних морально-волевых запрокинул голову, встретился с тяжёлым взглядом чёрных клубящихся провалов с яркими росчерками слепящих сполохов внутри:

– Давай, жми! – выдохнул с хрипом последние остатки воздуха из лёгких. Зазвенело, загрохотало в ушах, стемнело вокруг, померкло, упала непроницаемая пелена. Больно…

– Ну и что ты наделал? Кроме как мечом помахать да за баранами бегать ни на что не годен. А головой думать не пробовал? – пробился через шум в ушах чей-то ехидный женский голос. – А ты куда смотрел, где был? Как пакостить, так вместе, а как полезное что-нибудь сделать, так вас не найти.

– На войну ходил, посмотреть, поддержать.

– На войну-у… Сходил? Поддержал? А если бы я не увидела и не успела твоего брата остановить? Что бы тогда было? Молчите, бестолочи здоровые? Отойдите-ка в сторонку. Мешаете.

Полегчало мне заметно. Со свистом расправились смятые лёгкие, втягивая живительный воздух. Открыл глаза. Лежу на полу в том же храме, солнце в окна светит, вроде жив, а так жаль. Я уж думал, что всё. Даже обрадовался в глубине души. Мелькнула перед забытьем мысль, что вдруг я таким образом домой вернусь.

– Не вернёшься… Где бы ты ни погиб – это для тебя конец. Всё! Поднимайся, вставай на ноги, а то разлёгся тут…

Кто это, интересно, разбурчался, ругается тут вовсю и на всех? Медленно выпрямляюсь, кряхтя по-стариковски и потирая помятую грудь.

– Да не кряхти. Не болит у тебя нигде, я всё поправила. Поднимаю осторожно глаза, упираюсь взглядом в красивую статную женщину, снисходительно наблюдающую за мной с доброй материнской улыбкой.

– Прости моих обалдуев. Горячи больно, что один, что второй. Еле успела. Вдвоём с Марой тебя поправили. Хотела она тебе нить уже обрывать, да я упросила погодить. Но и ты за своими словами следи, не серди богов. Слово-то, оно не птица. Вылетит – попробуй, поймай…

Проследил за взглядом богини. Чуть в стороне, в тени, ещё одна женская фигура – вся в тёмном до пят, капюшон откинут, открыв длинные, с серебряными прядями волосы. Красивое строгое лицо с тонкими чертами. Соболиные брови вразлёт. С интересом смотрит на нас. Вот она какая, Мара, великая богиня. Как будто прочитав мои мысли, усмехнулась довольно, помолодела, и седина из волос мгновенно пропала. Заблестели, потекли волнистым сверкающим водопадом на высокую грудь густые чёрные волосы, обрисовывая стройную фигуру. Повертела в руках разноцветный переливающийся клубочек, показала мне оборванные кончики верёвочки, тут же на моих глазах их связала, ещё раз улыбнулась и исчезла. Красивая какая!

– Налюбовался? Обалдуев моих прости, – мягко, но требовательно повторила богиня.

– А больше не будут меня калечить?

– Не будем. Мы тебя лучше сразу прихлопнем.

А это ещё кто? Скашиваю глаза – Перун! Тоже, заявился, давно не виделись. Стоит, лыбится, зараза в доспехах. Невольно ухмыляюсь в ответ.

– Ну, вот и хорошо. Пора мне. Прощай! – И богиня тоже исчезла.

– Ты зла не держи на меня. Рассердился я сильно. Вот и переусердствовал немного. Помял тебя.

– Да уж, помял, – потёр похолодевшую от воспоминаний грудь. – Проехали.

– Куда? А-а, – подошёл ко мне Святовит, поднял руку, намереваясь хлопнуть по плечу, помедлил и опустил осторожно, сжал легонько. – Ты пойми, здесь ты живёшь своей жизнью, трудишься, воюешь. Годы проходят. А там у тебя время замерло для всех, там ты только что из дому вышел. Сделаешь своё дело, и мы тебя назад отправим. Если сам не начнёшь ходить туда-сюда. Я же тебе подсказку давал, а ты её пропустил. А прямо сказать нельзя. Нам тоже правила соблюдать надо. Не такие уж мы и всесильные. Учись. Ищи новые знания, поднимайся на ступеньки повыше.

– Щецин – новая ступень?