Держись за рукоять меча, держись за луку лука,

Седлай коня, иди пешком, куда зовет труба.

Война не обойдет твой дом, она не замечает,

Как жернова ее скрипят, размалывая мир.

Зловонный рот ее раскрыт, оскалившись мечами,

Стол для нее уже накрыт, и завтра будет пир…

Песнь о вторжении варваров

Войска готовились к дальнему походу… Весть об угрозе с севера стремительно разнеслась по всему Холм-Долу и покатилась дальше на крыльях почтовых голубей, в повозках мелких торговцев и заплечных мешках бродячих лирников. Повсюду гремели молотки – мастеровые ладили повозки, такие, чтобы, когда выпадет снег, можно было снять с них колеса и заменить их широкими полозьями. Из селищ свозили столовую подать за два года вперед вяленым мясом, крупами, медом и сухарями. Кузни по всему Холму звенели днем и ночью – землепашцы и мастеровые запасались оружием, понимая, что когда лорд вместе с войском уйдет, им придется самим защищать себя от оборотней.

Лишь на третий день после того, как весть была разослана, начали возвращаться почтовые голуби и прибывать гонцы из ближних Холмов. Почти все владетели Холмов Союза Каменной Дороги обещали, что, когда войско Эрла Бранборга пойдет мимо их владений, к нему присоединятся по три-четыре сотни воинов. Но один лишь лорд Логвин из Холм-Бора вызвался сам идти на север со всей своей конной дружиной, оставив в Холме лишь ночную стражу.

Леди Ола, пока надеялась, что ни от кого помощи не будет и поход не состоится, не теряла выдержки… Но сейчас она целыми ночами тихо рыдала в своей келье, а днем отрешенно сидела за вышиванием и молча ненавидела Элла Гордога, пришельца, который, по ее мнению, был во всём виноват и теперь отнимает у нее мужа и чувство относительной безопасности. Если бы она знала, что произошло прошлым вечером, когда она, ни на кого не глядя, покинула трапезную и удалилась в свою келью. Стоило ей скрыться за дверью, как юный лорд Юм отодвинул от себя блюдо с недоеденным куском окорока и слишком уж пристально посмотрел на отца, который о чем-то вполголоса беседовал с Эллом Гордогом. Лорд перехватил взгляд сына и, прервавшись на полуслове, поднялся и, обойдя стол, подошел к нему.

– Что-нибудь случилось, мой юный лорд? – спросил он нарочито спокойно. Ему действительно показалось, что у Юма какие-то неприятности, о которых он не хочет говорить при всех или не хочет говорить вообще.

– Отец… – Юм не часто обращался к нему так. – Отец, через два дня мне исполняется четырнадцать лет…

– Я помню об этом, – отозвался лорд, – но что-то я раньше не замечал, чтобы ты выпрашивал подарки.

– По Заповедям Карола Безутешного, лорда лордов, наследник Холма, достигший полных четырнадцати лет, должен участвовать в управлении Холмом и сопровождать отца в военных походах, чтобы научиться править и воевать, – проговорил Юм монотонно, как по писаному.

Лорд положил руку ему на плечо и слегка сжал пальцы.

– Олф! – обратился он к начальнику стражи, сидевшему рядом с Юмом. – Зачисли его к себе в стражу.

– Сотником? – спросил Олф, который знал заранее, что так дело и решится.

– Сотником, – ответил лорд. – И сотню ему подбери… Сам знаешь как.

Олф знал. Надо было собрать в одну сотню самых опытных воинов, но из тех, кто зря не рискует и не показывает излишней удали. И чтоб каждый из них знал, что главная их задача, что бы ни случилось, не давать наследнику возможности рисковать собой, и делать это так, чтобы юный лорд ничего не заметил…

– Юный лорд, – Олф сделал паузу, делая вид, что задумался, – сейчас пока во всех сотнях есть начальники. Но дня через три мы наберем еще одну.

– Я готов подождать, но не дольше, чем до начала похода, – сказал Юм твердо, как подобает наследнику Холма и воину, которому вскоре предстоит встретиться в открытом бою с грозным врагом.

– Но теперь ты не будешь торчать на всех военных советах, сотнику не положено! – Лорд повернулся и пошел на свое место.

– Но только через три дня! – весело крикнул ему вслед Юм. – Вот поступлю на службу, тогда и перестану торчать.

Но лорд уже сидел на своем стуле возле своей кружки с грогом и продолжал прерванный разговор, как будто ничего не произошло. Но он чувствовал, что седых волос у него после разговора с Юмом прибавилось больше, чем после охоты на белого вепря.

– Так вот, – продолжил он прерванный разговор, – когда мы дойдем до Холм-Итта и к нам присоединятся обещанные лордом Халлаком три сотни, число наших воинов станет не меньше семи тысяч. Такого войска Холмы не собирали со времен большой войны с лесными варварами. К тому же пока никакого ответа не дали из Холм-Гранта, и Служители Храма пока молчат, а вот от них-то и нужна помощь первым делом.

– Дружина Храма будет здесь, даже если Первый Святитель будет против. Герант его убедит или придет против его воли, – отозвался Элл. – Даже Донат и Торн, которые проводили меня сюда, решили не возвращаться назад, а попросили крова и стола в палатах ночной стражи.

Когда слуги убрали посуду и смели со стола крошки, в трапезную вошел герольд и прямо от дверей сообщил:

– Гонец из Холм-Гранта, Его Милости лорда Кардога смиренно дожидается за дверью, не смея зайти, пока Его Милость лорд Бранборг не закончит трапезу! – Герольд Тоом, прежде чем лорд назначил его герольдом, пару лет был придворным шутом и так до конца не расстался с прежними привычками. Сейчас он явно пародировал манеру изъясняться того гонца, который в тот момент «смиренно дожидался за дверью», причем специально делал это достаточно громко, чтобы гонец его слышал.

– Пусть войдет, – ответил лорд, – я уже покушал.

Герольд просунулся обратно в дверь, и никто не расслышал, сказал ли он что-нибудь гонцу, но, скорей всего, – ничего, а просто поманил его пальчиком. Когда гонец вошел, всем стало понятно, почему он вызвал столь пристальный интерес со стороны бывшего шута. На нем был ярко-красный кафтан, расшитый золотыми нитями, сплетавшимися в причудливые узоры, красные же сапоги были начищены до блеска и не выказывали никаких признаков дальней дороги, будто их хозяин переобулся тут же за дверью. Меч в золоченых ножнах висел не сбоку, как у нормальных людей, а свисал от пупа и болтался чуть ли не между ног, широко и гордо расставленных. Узкая бородка, прилепленная к подбородку, так же гордо задиралась вверх, а тоненькие усики – в стороны. Он резко кивнул, глядя только на лорда, и подбородок его вернулся в привычное приподнятое положение.

– Его Милость лорд Кардог моими устами выражает почтение владетелю Холм-Дола! – внятно, но визгливо выкрикнул посланец. – Его Милость прислали со мной ответ на ваше послание, доставленное нам на крыльях голубя. Могу ли я произнести ответ при всех, кто окружает сейчас лорда, или лорд прикажет удалиться лишним ушам?

– По-моему, он хочет, чтобы кому-то из ваших подданных отрезали уши, – шепнула лорду стоявшая за его спиной ведунья Сольвей.