class="v">А то, что это истина, не бред, —

Земля докажет. И Река докажет.

2

Святая Русь ещё не началась,

судьба её на небесах решалась,

а кровь уже на Землю пролилась

и с водами Реки перемешалась.

Вот Игорь-князь, гордыней обуян,

стяжанию не положив предела,

влечётся на погибельное дело.

Вот над толпой разгневанных древлян

взлетает изувеченное тело,

окровавляя лица и бурьян.

Вот Игоря вдова, бледна как смерть,

такой ужасной мести захотела —

свершила то, чего не до́лжно делать,

посмела то, чего не до́лжно сметь, —

такою страстью опалила душу,

что пламя это вырвалось наружу,

и крылья обрело, и полетело.

Вот сын её, славнейший Святослав,

как бог войны, несётся вкруг державы,

от Волги до Дуная разослав

«Иду на Вы!» – свой вызов величавый.

Но дерзкая и эта голова

от старости едва ли поседела.

Не по добру́ от тела отлетела,

ответила за смелые слова.

3

А Город рос, как стебель молодой:

вздымались стены, умножались кровли —

питаясь от Земли и от торговли,

напоеваясь кровью и водой.

Святая Русь, уже ты проросла —

на доброй ниве вскормленное семя!

Княгиня Ольга светоч твой несла,

Владимир Святославич ждал посла

и в Реку погружал семью и племя,

а идолов, которым несть числа,

валил, палил и волочил за стремя.

Христовой власти благостное бремя

распространила Церковь, разнесла

за малое по меркам жизни время

единым взмахом кормчего весла.

Но чем обильней слава разлилась,

восток и запад равно беспокоя,

тем вожделенней становилась власть

над Городом, Землёю и Рекою.

Завидная, казалось бы, судьба.

Кто ей под стать? Кого она достойна?

Всё жарче разгорается борьба

за честь, за спесь – за Град первопрестольный.

4

Двенадцать сыновей себе родил

Святой Владимир, дом поставив прочно.

Нашёлся из двенадцати один.

То, как оно бывает, знаем точно:

конечно, тайно и, конечно, ночью.

Пришёл. Увидел. Но не победил.

Во все концы убийцы понеслись,

в ночи бряца́ло злато и железо.

Распят на копьях мученик Борис

и юный Глеб предательски зарезан.

И вражье войско, словно стаи крыс,

почуяло наживу и полезло.

От смерти не ушёл и третий брат,

в горах Угорских был конец побегу.

То любо ляху, любо печенегу.

Братоубийца сам уже не рад.

Однажды в страшный предрассветный час

к нему вплотную тьма подобралась.

Он Бога искушал: «Чего Ты сто́ишь?»

И Бог ему ответил в этот раз:

«Где твои братья?» – он услышал Глас

и завизжал, как баба: «Я не сторож!»

5

А смута всё кружилась и неслась,

покуда ей предел не положила —

на этот раз (увы, на первый раз) —

при Альте Ярославова дружина.

Братоубийца бе́гом побежал,

боясь верёвки, яда и ножа,

толкаемый неведомою силой.

Его уже Земля не выносила

и мёртвого в себя не приняла:

из Польши, где, как падаль, он лежал,

до сей поры смердящая могила

смрад воплощает в речи и дела.

Но гнев его, и дерзость, и порыв

над Городом остались чёрной тенью,

грядущие смущая поколенья,

к предательству лазейку приоткрыв,

и Землю, и народы, и селенья

Рекою на́ две части разделив.

Предатель ты иль родичеубийца?

Ищи приют на правом берегу.

Тебя там ждут и место берегут.

На западной Отечества границе

ты сможешь послужить его врагу

и кровию собратьев причаститься.

И то не сказки про Бабу-ягу,

а быль про Вавилонскую Блудницу!

Спасала Русь ту Землю как могла:

молитвой старцев, жертвенною кровью,

солдатским подвигом и братскою любовью,

прощала, защищала, берегла,

теплом делилась и давала кров ей,

питала пищей с общего стола.

Но поклонился каждому врагу

и в каждой смуте принимал участье —

не весь народ, но той своею частью,

что дом нашла на правом берегу.

Кто выю и хребет согнул в дугу

не пред Христом, а перед папской властью,

кто на Отчизну лает всею пастью,

а про своих хозяев – ни гугу.

6

Лишь те, кто не желал борьбы такой:

предательства, гордыни, произвола —

с другой Землёю и другой Рекой

судьбу связали своего престола,

свою столицу и её права.

В глуши, в болотах, вдалеке от славы

ростком ещё невиданной державы

уверенно проклюнулась Москва.

Тут чистый лист, тут новая глава,

святой лампады свет и след кровавый.

Но никому ни дня не задолжала

и никому ни пяди не должна,

росла новорождённая держава,

к врагам сурова, с чадами нежна,

и в годы мира мальчиков рожала,

чтоб рати созывать, когда война.

Своя земля, вода, такой же хлеб.

За что на нас оттуда смотрят волком?

У них воняет стерво Святополка.

Сражаются за нас Борис и Глеб.

Великие курганы и холмы,

священные могилы и пещеры

не можем ни забыть, ни бросить мы:

в них корни нашей силы, нашей веры,

что тянутся превыше всякой меры

и свыше всякой меры сплетены.

Но там, в степях на правом берегу,

где смрадный ветер злее и упорней,

он вырывает или гнёт в дугу

всё, что посмеет вырасти из корня.

Происходило так во все века

и продолжалось каждый раз до срока,

покуда свежий ветер от востока

не подопрёт убогого ростка

и не погонит,