— Что ты собиралась сделать? — чуть спокойнее повторяет вопрос Инга.

Она таращится на меня во все глаза, ее зеленые зрачки расширены на максимум. Инга взглядом бегает по моему лицу, плечам, рукам, коленям, торчащим из воды. Женщина будто пытается за что-то ухватиться в моей внешности. Только проблема в том, что я не понимаю чего конкретно она во мне высматривает.

— Я хотела немного поваляться в ванной. После напряженного рабочего дня. Нырнула с головой, чтобы намочить волосы, голову мыть собиралась. Вон шампунь стоит на раковине.

— И ты не собиралась ничего такого с собой сделать?

— Кроме как помыть голову и тело, нет.

— Тогда почему ты не отзывалась. Я тебя звала, звала под дверью.

— Эм… Не услышала?

Инга с недоверием смотрит на меня. Дискомфорт от того, что я нахожусь без единого клочка одежды перед не близким человеком, нарастает.

— Может ты выйдешь уже? Я не собираюсь мыться под твоим надзором!

— Влада?

— Да, не собиралась я прощаться с жизнью! Успокойся уже! — Мой голос похож на жалобный крик. — Поняла? А теперь убирайся из ванной комнаты!

Слезы брызгают из глаз. Зачем только папа ей рассказал о том случае. Зачем? Я просто хотела догнать маму. Хотела быть с ней. Хотела попасть к ней. Только мама знала как унять мою боль. Только мама могла успокоить меня.

Инга медленно пятится к двери.

— Ребёнок не виноват, что его мать мне не нравится, — сквозь слезы бросаю я в спину мачехе.

С остервенелым рвением тру собственное тело. Ощущение будто сдираю кожу вместе с мочалкой.

Все движения на автопилоте. Взять немного шампуня, втереть его в корни волос, помассировать, смыть. Потом насести маску, кондиционер, помассировать.

Я смотрю перед собой, но не вижу ничего. Белая плитка сливается в одну.

Слезы продолжают бежать по щекам. Под проточной водой при помощи душевой лейки смываю все, нанесенные на себя, моющие средства.

На негнущихся ногах, осторожно встаю и переступаю бортик ванной. Прикосновение разгорячённых ступней к холодному кафельному полу немного отрезвляют и выводят из болезненной агонии.

Надеваю домашние штаны и футболку. Мокрые волосы оставляю без внимания. Вода с них продолжает капать мне на плечи. Одежда мгновенно становится насквозь мокрой.

Открываю двери ванной комнаты и врезаюсь в папу. Он кладет руки мне на плечи и обеспокоенно заглядывает в глаза.

— Все хорошо, Влада? Почему ты кричала на Ингу?

— Не важно. — Мой голос звучит будто в старой кинопленке. Обрывистый. Еле слышный. Трещащий. Под рёбрами словно птица бьется в клетке. Рассчитывает вырваться на волю через борьбу, не жалея ни перьев, ни крыльев. Моя птица жаждет сбежать хоть куда от чрезмерного внимания семьи. Птица собирается срастись воедино со своей болью. Чтобы больше ее никто не трогал. — Я хочу побыть одна.

— Но сначала поговорим.

— Потом, пап. Потом поговорим. У меня нет сил на разговоры.

Бегу в комнату и закрываю за собой двери. На щеколду. Ноги становятся непослушными, сгибаются колени. Я медленно опускаюсь по стене вниз.

Боль из прошлого вернулась ко мне. Боль утраты вновь окатила меня с головой. Ворвавшаяся в ванну Инга похоже надорвала последнюю крепкую нить в моем подсознании. Теперь мой шов разошелся, рана вновь кровоточит. Место разреза, оказывается, до сих пор не успело срастись.

Я помню, все что делала тогда. Я помню что чувствовала, о чем думала. До сих пор в памяти живы те мотивы, которыми я руководствовалась. Не забыла, как в один миг перестала бороться. Я хотела уйти, бросив отца в одиночестве. Я хотела стать счастливой рядом с мамой.

А сейчас он уходит в свой счастливый мир. Туда где у него есть жена, будущий ребёнок. Он бросает меня на берегу тоскливого прошлого, а сам в лодке уплывает за горизонт в счастливую жизнь.

Сознание лишь отдаленно понимает, что в моей голове начинается каша из мыслей, воспоминаний, реальности и вымысла. Но сил, чтобы противостоять им, у меня нет.

Мне мерещиться прошлое в настоящем. Я вижу сквозь слезы маму, она идет ко мне в окне. Мама зовет меня. Мне больно. Я хочу обнять ее. Только она способна понять меня.

Вибрация мобильного телефона заставляет на мгновение отвернуть голову от светящегося образа.

Особенная мелодия. Важный входящий.

Поспешно встаю на ноги и едва не заваливаюсь обратно. Нижние конечности успели занеметь и теперь не слушаются приказов мозга.

Кое-как, держась за стену, дохожу до тумбы и беру голосящий телефон в руку.

— Извини, что поздно. — Денис вырывает меня из лап галлюцинаций мгновенно. — Внезапно перед сном мою голову накрыло острым желанием услышать твой голос. Ты как, Влада? Что делаешь?

Мягкий мужской голос прорвался сквозь вязкую жижу моей тоски и боли. Словно маленький лучик света загорелся в кромешной темноте.

Я чувствую тепло этого мужчины даже через расстояние. Чувствую его улыбку. Вижу его добрые глаза орехового цвета. Пальцами ощущаю, какая колючая его борода.

Денис — моя надежда. Он — мой спасательный жилет. Мне надо попасть в его крепкие объятия. Его уверенность может придать мне сил.

— Денис, забери меня, — шепчу еле слышно. В горле болезненно першит. — Забери меня к себе, пожалуйста.

Влада

Собираюсь быстро и тихо. Даже затуманенным мозгом я понимаю, что никто из квартиры меня в таком состоянии никуда не выпустит.

Но мне надо. Очень надо.

Я здесь задыхаюсь. Я задыхаюсь в собственном доме, в своей спальне. Мне нужно выдохнуть, необходимо переключить поток бессвязных мыслей в голове. Надо проговорить все, что скопилось внутри, через слова излиться болью.

Годовое посещение психолога, как оказывается, не помогло мне вылечить боль утраты, она лишь закупорена была в воображаемой бочке. Временно. До следующего сокрушительного удара.

Мне кажется, что Денис меня не оттолкнет. Я чувствую это. Он примет мою боль и не осудит.

Оставляю короткую записку на столе для папы. Надеюсь, он тоже поймёт мой поступок.

Выхожу из комнаты, проверяю кто где находится. Валя в соседней комнате сидит за компьютером в наушниках, с кем-то весело общается по видеосвязи. Папа с Ингой в другой комнате сидят на диване, смотрят кинофильм и тихонько о чем-то разговаривают. Папина рука то и дело дотрагивается до живота мачехи.

Эта картина отдает ноющей болью в сердце. Они имеют право на счастье, но я принять его никак не могу. Не получается испытывать радость. Только грусть.

На цыпочках проскальзываю мимо открытой двери и тихо ставлю сумку с вещами на пол. Боюсь даже дышать. Осторожно сую ноги в ботинки, и медленно открываю шкаф на десять сантиметров. Дальше нельзя, потому что дверные петли начинают скрипеть. Сколько их не смазывали, ничего не помогает. Сведя брови вместе и закусив нижнюю губу, я неторопливо одной рукой снимаю пальто с вешалки. Мне практически удалось достать его.