знать, за что рискую головой — и не слишком ли рискую! Вот гляжу — и пушка у тебя имеется! Ты кого пришьешь, а мне с тобой за компанию, так?

— Никого пришивать я не собираюсь. Ты только постой на стреме, а я мигом обернусь, мне здесь дельце одно нужно…

— Понимаю, что дельце, — но это не ответ. Может быть, ты здесь кучу брильянтов возьмешь, а мне за весь риск десятку кинешь. Я не дурак и не враг себе… На стреме постоять — и у окна можно: из него вся улица видна, зато и тебя видеть буду.

— «Брильянты!..» Эх ты, голова садовая. Ну заходи, смотри.

Ушаков вслед за Сиро́той вошел в спальню. Здесь у дальней стены стояла металлическая кровать с нарядными никелированными шарами, рядом — столик с раскрытой книгой. У стены напротив кровати — небольшая полка с книгами. Кровать застелена белым накрахмаленным покрывалом, на окнах — беленькие занавески.

Вообще все в спальне блистало чистотой, аккуратно расставлено, если не считать опрокинутого стула.

— Брильянты! — пробурчал в ответ Сирота и стал откручивать крайний никелированный шар, украшавший кровать.

Шар сразу не поддался. Сирота чертыхнулся, достал из кармана носовой платок, обмотал им шар и снова попробовал открутить.

Ушаков отошел к окну, отодвинул наполовину занавеску и выглянул во двор. Обернулся к Сироте.

— Не поддается? Может, помочь?

— Не отвлекайся, сам управлюсь.

Шар поддался. Сирота поспешно отвернул его и заглянул внутрь кроватной стойки.

— Что ты там ищешь? — спросил Ушаков.

— Найду — сам увидишь, а нет — и тебе знать не нужно.

В стойке ничего не оказалось. Сирота досадливо крякнул и внимательно оглядел оставшиеся шары. «Черт их знает…» — пробурчал негромко.

Он подошел к соседней стойке и взялся за шар. Он обмотал его носовым платком и стал откручивать. Снова заглянул в открывшееся отверстие. Видно было, наверно, плохо, потому что Сирота сунул в отверстие два пальца.

— Ах, черт! — вскрикнул он.

— Что там?

— Именно, что ничего! Зазубрина, только пальцы порезал.

Сирота держал пальцы на весу, морщась от боли. Кровь капала на лежавшую на столике раскрытую книгу.

— Ах, проклятье!

Он прижал локтем книгу и левой рукой со злобой рванул из нее несколько страниц, стал промокать ими кровь.

— Не надо горячиться. Вырванные из книги страницы — улика!

— Ученого не учи… Все равно кровь на нее попала. С собой унесем. Шары вытрем — не учи ученого!

Сирота промокнул кровь и снова оглядел кровать.

— За какой теперь браться?

— Что дальше от окна.

Морщась от боли, Сирота отвернул еще один шар. Заглянул в отверстие — просиял.

— А-ага! — торжествующе прорычал он и сунул порезанные пальцы в отверстие. — Вот он!

— Паспорт? — разочарованно произнес Ушаков. — Только и всего?

— А ты что считал? — осклабился Сирота. — И правда «брильянты»?.. Да этот паспорт, может быть, для меня дороже всех брильянтов. Ура, Ушаков! Теперь все, комар носа не подточит! Теперь живу!..

Он держал паспорт в высоко поднятой руке. Паспорт был в затертой темно-синей обложке. Сирота приговаривал, ликуя: «Живу, живу!..» Он поперхнулся и растерянно замер, увидев стоящего в дверях Искакова.

— «Живешь, живешь…» — передразнил Искаков. — И вторую руку вверх, прошу!

Паспорт выпал из рук Сироты, он машинально нагнулся — поднять, и вдруг рванулся к окну. В руках у Сироты плясал пистолет.

Он выстрелил — раз, другой…

Но выстрелы эти были уже напрасны, пули отбили только штукатурку не потолке, потому что выстрелил Сирота, падая на пол, сбитый бросившимся ему под ноги Ушаковым.

Он попытался выстрелить еще раз, теперь в Ушакова, но Искаков перехватил его руку…

Полковник строго-настрого предупредил меня, что я не должна отлучаться из комнаты, должна ждать у окна завершения операции. Я видела, как они пересекли улицу и осторожно пробрались во двор. Волынский и следователь прокуратуры остались снаружи — у окон, а полковник, Пахомов и Митько вошли в дом. Я терпеливо ждала, потому что еще раньше дала себе слово — никакой самодеятельности. Но когда услышала один за другим два выстрела — сначала не поняла, что стреляют, но потом до меня вдруг дошло это, — я не могла дальше оставаться на месте: я знала, что стреляет Сирота, люди полковника не стреляют — они предупреждены, что преступник должен быть взят живым — и предполагала уже самое страшное!

Не помню, как оказалась внизу, как ворвалась в дом, вбежала в спальню… Я увидела сидящего посреди комнаты, на стуле, тяжело дышавшего Сироту, руки его были вытянуты и лежали на коленях, схваченные никелированными наручниками. Вокруг стояли, тоже тяжело дыша, полковник, Ушаков и Митько. Пахомов стоял у окна, прислонившись правым плечом к стене. Мне показалось, что Пахомов ранен.

— Иннокентий Петрович! Вы ранены? — закричала я.

— Где? — Пахомов удивленно оглядел себя. — Нет, кажется, нет… Чуточку только утомился. У-у, работа! — Пахомов вытер ладонью побледневший лоб. — Ну что, Сирота, немного отдышался? Можно задавать вопросы?

Сирота не ответил.

— Что ж, дыши-дыши, подождем.

Полковник держал в руках пистолет. Он разрядил его и положил на столик.

— Я вам обязан жизнью, — сказал он Ушакову. — Спасибо. (Значит, я не ошиблась в своих опасениях: они здесь подвергались смертельной опасности!).

— Мы, кажется, квиты, — ответил Ушаков. — Если бы не вы, тоже мог бы получить пулю! — Он невольно усмехнулся, опустил голову.

— Жалею… Жалею, что ты ее не получил! — злобно отозвался Сирота и рванулся. Митько осадил его за плечо.

— Полегче на поворотах, полегче…

Скулы у Сироты напряглись, прищуренные глаза были налиты кровью.

— Милиционера бросился спасать! — прохрипел он. — Шкура!

Он тяжело дышал.

Некоторое время в комнате слышно было только дыхание уставших мужчин.

— Думаешь, от решетки спасся? — снова заговорил Сирота. — Черта с два! Ты забыл, как сюда попал, в этот дом! Ты объясни им, как?

— Как он сюда попал — объяснить легко. Он был приглашен сюда мной и должен был дождаться меня. А вот вы как сюда попали, и кто вы такой? — В дверях спальни стояла Серафима Павловна — маленькая и растерянная. Валентина не заметила, как она появилась. Старушка огляделась. Глаза ее оживились: она узнала полковника и Пахомова.

— Что здесь происходит, я не пойму? Объясните мне, пожалуйста, — обратилась она к полковнику.

— Чтобы понимать, — усмехнулся Сирота, — надо жить на земле, а не на небе. Вы его пригласили — этого милого молодого человека, как же, рассказывал!.. На небе обитаете, гражданочка.

— Кто вы такой?.. Я вас не знаю! Почему вы со мной так разговариваете?

— Вы не знаете, да я вас знаю, — Сирота насмешливо хохотнул.

— Успокойтесь, Серафима Павловна. Присядьте, — пригласил полковник и пододвинул стул. — Этот человек забрался к вам в дом, а мы его здесь задержали.

— Он?.. Что ему было у меня нужно? Разве у меня есть