Клешни — понял Найл. Спереди заходить нельзя, перекусит пополам. Атаковать нужно сбоку, где против ударов тяжелых мечей не устоит ни одна хитиновая броня. Он остановился, теряя картину ментального мира, но зато втекая тонкой прохладной струйкой в сознание сытого и довольного существа. И сразу понял, как правильно поступил, направившись в сторону мерных пружинящих толчков, отдававшихся в стороне от привычного места охоты. Передние лапы с первой попытки захватили в этом месте сочное, горячее существо, которое сейчас так приятно согревает желудок.

Хотя каким-то краешком сознания Найл и понимал, что монстр вспоминает о только что убитом пареньке, но испытать ни злости, ни сожаления не смог — уж слишком много сытной истомы разливалось в занятом им сознании. Зато он мог намекнуть, что очень похожие толчки ощущаются в нескольких шагах впереди.

Поначалу объевшийся монстр реагировать на это не захотел, но Посланник Богини раз за разом вталкивал в его тупую голову, что такая удача часто не случается. Что упускать добычу нельзя, и если уж такой шанс появился, нужно наесться не на полгода, а на год вперед.

В конце концов хищник поддался и нехотя двинулся вперед, загребая широкими передними лапами и подталкиваясь множеством задних. Он пересек коридор, уткнулся головой в стену, вонзил в нее лапы, раздвинул в стороны, протолкнулся вперед, снова выпростал лапы и разодрал стену впереди. Углубился еще немного.

— Пора! — хотя Найл ничего и не видел, но отлично представлял, где лежит раскинувшееся поперек коридора тело, увязнув одной стороной в одной стене, а хвостом оставаясь в другой. Он пробежал несколько шагов, ощутил под левой ладонью гладкий хитиновый панцирь и со всей силы вонзил в него тяжелый меч, вогнав по самую рукоять, покачал клинком из стороны в сторону, распарывая внутренности, после чего выдернул оружие, перехватил его лезвием вниз и снова вонзил хищнику в спину.

* * *

В двери лестницы монстр не влез, и чтобы перетащить его вниз братья по плоти пришлось рубить тушу на куски.

Из морды с двумя похожими на клыкастые лопаты клешнями выгребли все мясо, а саму ее оставили у стены, слепо таращиться на предзакатное солнце. Приятным сюрпризом оказалось и то, что губка, хотя и чадила черным влажным дымом, но все-таки горела. Очень скоро на этаже затрещали крупными искрами сразу четыре костра, возле которых братья по плоти зажаривали крупные ломти белого мяса.

Найл наравне со всеми отрезал сочащиеся соком куски, подносил к огню, дожидался пока они покроются поджаристой корочкой, и вспоминал утверждения Белой Башни о том, что после долгой голодовки съесть сразу много пищи — смертельно опасно. Маленький отряд, голодавший почти пять дней, за пару вечерних часов успел почти полностью истребить насекомое, почти равное по весу всем людям, вместе взятым, и никто из них больным себя отнюдь не почувствовал.

Вскоре настала ночь. Пауки подправили паутинное заграждение, и путники вновь устроились на ночлег вокруг ведущей к небесам лестницы, теперь совершенно уверенные в неизбежном успехе своей экспедиции.

Рано поутру Посланник Богини отправил братьев по плоти прорубаться дальше наверх, наказав отдыхающим воинам собирать катящиеся от лестницы куски губки и раскладывать их у окна на солнце — сушиться. А сам, отойдя в дальний конец этажа, уселся под охраной суровой Нефтис на пол, поднял лицо кверху и замер.

Примерно через час такого времяпровождения он пересел метров на сто в сторону и снова замер. Еще через час сместился еще немного в сторону. Потом еще раз.

Вскоре после полудня братья по плоти развели костер и стали дочищать остатки мяса из панциря губчатого монстра. Подсушенная на солнце, губка почти не дымила, но сгорала слишком быстро — пришлось все равно кидать вперемешку с нею и сырые куски.

На этот раз за правителем поухаживала Нефтис, принеся ему два мясных ломтя, насажанных на кончик копья. В отличие от остальных членов отряда, она не прошла ни одного занятия по воинскому мастерству, и всяким мечам предпочитала держать в руках верное, проверенное оружие — длинное охотничье копье с узким граненым наконечником. Следом за ней подошел и северянин.

— Воины расчистили четыре пролета и пробивают пятый, мой господин. Думаю, до ночи им удастся дойти до третьего этажа, считая этот.

— Это хорошо, Поруз, — кивнул правитель. — Но я вижу, тебя что-то беспокоит?

— Мы не осмотрели эти два этажа, мой господин. Если отдать приказ об этом сейчас, то мы выиграем несколько дней.

— Вот как? — рассмеялся Найл. — Вчера ты не верил, что нам вообще следует двигаться дальше, а сегодня начали беспокоить такие мелочи, как один или два недосмотренных этажа? Ты представляешь, каково прочесать массив непроходимой губки шириной в двести метров и длиной в триста? И сколько монстров встретится братьям на этом пространстве?

— Я воин, мой господин, я стану выполнять любой приказ, если… — Остановись, — смилостивился над воякой Найл. — Сядь. Как ты думаешь, а чем я сейчас занимаюсь?

— Не знаю, мой господин, — северянин послушно опустился на выворотку.

— А как тебе мое лицо?

— У вас лицо истинного воина, мой господин!

— Давай назовем все своими именами, шериф, — усмехнулся правитель. — Мое лицо разбито вдребезги. Ты помнишь, я говорил тебе, что для моего излечения достаточно найти Семя? Ты думаешь, это было произнесено иносказательно? Так вот, все означает в точности то, что и было сказано. Как в Дельте, возле Великой Богини все жизненные процессы начитают идти быстрее, а раны зарастают почти мгновенно, так и рядом с Семенем мое разбитое лицо должно исцелиться на глазах. И если я все еще сижу с подбитым гласом и разодранной щекой, значит там, над нами, — Найл указал в потолок, — по крайней мере на два этажа, Его нет. Но вот третий этаж придется осмотреть.

Хорошенько отдохнув перед очередным броском, с первыми солнечными лучами братья по плоти плотно набили свои заплечные мешки сушеной губкой, после чего опустились на колени на мягкие выворотки, закрыв глаза и надолго замерев. Примерно через час они, не открывая глаз, перекинули выворотки через мешки и решительно втянулись на лестницу. Следом двинулись жуки, а за ними — восьмилапые.

Колонну замыкал Найл. Он приказал Трасику затянуть паутиной проход по лестнице перед первыми зарослями губки, а когда паук убежал по ступеням, еще некоторое время стоял, смотря сквозь белую сеть на опустевший этаж. Нижняя часть здания остается отрезанной навсегда. Разумеется, через год или два паутина умрет и ее можно будет содрать без особой опаски, но к тому времени губка опять встанет непреодолимой стеной на пути любого человека или насекомого.

Неизвестно, что ждет их выше, но одного они могут больше не опасаться: если губка перекрыла все, значит троллей на их пути больше не встретится.

Выйдя с лестницы, тринадцать воинов, по всем правилам тактики, разделились на две группы: одна вытянулась в цепь, прикрывая щитами и мечами работающих товарищей, а вторая принялась решительно прорубаться сквозь губку к ближайшей стене. Работа продвигалась довольно быстро — губка и сама по себе не являлась прочной преградой, да еще и не росла сплошняком, образуя множество трех-четырех метровых воздушных мешков, разделенных полутора — двух метровыми стенами.