В группе Танька продержалась месяц, а потом, уехав на репетицию, неожиданно вернулась домой вся в слезах. Продюсер вытолкал ее на улицу, велев больше никогда не попадаться ему на глаза из-за минутного опоздания. Позже выяснилось, что опоздание было отнюдь не минутным, но даже не первым.

– Леша, только не говори мне, что она не умеет петь, – сердилась Ульяна. – Мы с тобой работали, а ведь мне медведь на ухо наступил, ты же знаешь.

– Ну, слух у тебя есть, – отмахивался продюсер Леша, коренастый крепыш, раскрутивший не один проект. – Голоса нет, это правда. У Таньки и то и другое в порядке. И вроде все при ней, но если б мне предложили выбор: снова раскручивать тебя или взять ее, я бы тебя выбрал.

– Но почему? – фальшиво удивлялась Ульяна, прекрасно понимая, в чем дело.

– Потому что ленивая она. Три дня отходила на репетиции, а на четвертый началось: тут болит, там болит, простудилась, не в голосе, не выспалась, устала, не могу, не хочу… Особенно ее «не хочу» меня бесит. Уль, я все понимаю, мы все с гонором, но я, как никак в шоу-бизе собаку съел. Так что выслушивать от девочки с приходско-музыкальным образованием, что и как надо делать, я не желаю. У меня вон, очередь стоит, только свистни. И покрасивее найдутся, и поталантливее. Мне, знаешь ли, Мадонна в составе коллектива не нужна.

– А кто тебе нужен? – безнадежно спросила Ульяна. – У тебя такая текучка, просто конвейер какой-то. За полгода состав трижды обновился. Зритель запоминать твоих красоток не успевает.

– Да пофиг, запоминают или нет. Публика уже на брэнд идет, а не на голоса. Теперь мне нужно, чтоб девочка, как пионер, была всегда готова. А сестрица твоя до седых волос уже довела. Спасибо за подарочек, конечно, но я – пас. Если она хочет работать, пусть засунет свои понты в задницу и делает все, что ей говорят. Ну, или найдет олигарха, готового проплачивать ее карьеру. Как думаешь, есть желающие швырнуть два ляма баксов к ее ногам? И это еще самый дешевый вариант…

Ульяна вздыхала. С олигархами и без того было туго. А с олигархами, желающими дать денег на карьеру, и подавно.

Ни к чему не привели и попытки пристроить Таньку на телевидение в качестве ведущей, соведущей, и просто девочки на подхвате. Но и тут ничего не вышло. Даже выносить подносы и открывать занавес Татьяне не удавалось. Она была еще более неуклюжа, чем Ульяна, которая за много лет закулисья привыкла, что там, за огнями рампы, надо внимательно смотреть под ноги. Тексты Таня произносила неестественным голосом, путаясь в ударениях и пугаясь незнакомых слов, так же фальшиво смеялась, а вынося призы и открывая занавес, умудрялась не только спотыкаться о многочисленные кабели, но и падать, переворачивая все вверх дном. Апофеозом Танькиных неудач было опрокидывание фанерной декорации во время концерта, который вела Ульяна. Тяжелая фанерная стенка не только тюкнула по голове певца Касаткина, разбив ему макушку в кровь, но и придавила к сцене.

– Уберите на хрен эту дуру! – орал режиссер, глядя на мечущуюся в панике Таньку. – Кто ее вообще сюда взял? Убью, убью…

Танька повизгивала и пряталась за кулисами, а потом, едва не снеся операторский кран, вовсе сбежала, поджидая сестру за пределами студии. Воспользовавшись ситуацией, Ульяна отослала ее домой, запугав до беспамятства, хотя, на самом деле опасность была не так велика. Касаткин, один из немногих джентльменов на эстраде, судиться не стал, претензий не высказал и вообще об инцинденте не вспоминал. Казусы на съемках встречались регулярно. На самом деле Ульяна была рада избавиться от Таньки. А та, погоревав о несостоявшейся карьере, скоротечно вышла замуж и родила дочь, продолжая баловать непуганых столицей подруг своими мнимыми достижениями.

Подруги ахали, дочь сладко спала в соседней комнате под присмотром бабушки. Избавленная от тягот материнства Татьяна была счастлива. Ее неистовое желание нравиться всем, без исключения раздражало, одновременно умиляя, а глупость била все рекорды, проявляясь даже в мелочах.

Когда у Тани родилась дочь, она, радостно повизгивая в телефонную трубку, сообщила, что решила назвать ее совершенно неподходящим, на взгляд Ульяны, именем.

– Что это за имя такое – Каролина? – возмущалась Ульяна по телефону. – Ты совсем с ума сошла?

– Красивое имя, – отбивалась Танька. – Очень благородное, королевское. Я слышала, так какую-то заграничную принцессу зовут. А моя дочка красивее всяких там принцесс. Только послушай, как это звучит: Ка-ро-ли-на!

– Угу. Каролина Степановна Суслова. Невероятно красиво! Почти божественно…

Ульяна издевательски рассмеялась, чем вывела сестру из себя.

– Что бы ты понимала! Ты просто завидуешь, что я раньше тебя замуж вышла!

– Да куда мне, – хмыкала Ульяна. – Супругу привет. Как там, кстати, твой суслик? Все бухает?

– Не умничай, – вопила Танька в трубку. – Думаешь, если ты в Москве, так всё, лучше, чем я? А вот фигу тебе! Ты еще увидишь, как я буду в золоте ходить, а вы все – мне завидовать.

– Конечно, будем! – успокаивала Ульяна.

С вечным Танькиным везением вышло все иначе. Степа Суслов, ее невероятно красивый молодой муж, быстро спился и был изгнан из семьи, а потом, в компании таких же алкашей-полудурков, полез в драку в клубе, где получил нож под ребро. Несмотря на то, что на момент его гибели Танька уже давно оформила развод, в компаниях она скорбно опускала глаза и представлялась:

– Татьяна. Вдова.

В Танькиной версии это означало: «для флирта созрела». Однажды она приехала навестить Ульяну и потащилась с ней в клуб, в надежде склеить кого-нибудь из звездной тусовки, представляясь каждому мужику по этой же схеме. Непонимающий таких тонкостей народ офигевал и шарахался, выразив скомканные соболезнования. Купаясь в лучах приближающейся славы, Танька опрометчиво дала пару интервью понабежавшим журналистам, а те, то ли недослышав, то ли перепутав, выдали свою версию услышанного. Ульяну потом отводили в сторону и интересовались: неужели, правда?

– Что? – удивлялась она.

– Что ты была замужем, и твоего мужа зарезали, когда он спал с твоей сестрой?

Ульяна бесилась. После того, как очередной журналист выдал на гора историю о том, как Ульяна сама «заказала» своего мужа-изменщика, она на год перестала разговаривать с сестрой. Танька же, со своим собачьим менталитетом, вела себя как ни в чем не бывало, скалила зубы и рычала, чтобы через пять минут вилять хвостом и подставлять беззащитное пузо. И теперь, лежа без сна, Ульяна думала, что все Танькины мечты пристроить дочь в столицу и пристроиться туда самой пойдут прахом.

Растрепанная и отчаянно зевающая, Ульяна направилась в ванную, долго инспектировала лифчик, в который предусмотрительно подложила ватную подушечку, а потом смыла ее в унитазе. Крови было не то, чтобы много, но даже от сравнительно небольшого бурого пятна живот скрутило в судороге.

Танька и Каролина, явившиеся далеко за полночь, еще спали. Матери не было дома. Ульяна заглянула в сковородку, стоявшую на плите, выудила из нее кусок белого куриного мяса и съела, облизав пальцы, как кошка. Поставив чайник, она открыла холодильник, припомнив, что мать вчера вернулась с двумя тортами.