– Я думала, что это ты меня перевоспитал, а оказалось, что я потихоньку превращаю тебя во взломщика.

Ричард, усмехнувшись, еще крепче сжал пальцы и повернул ее лицом к себе.

– Как ты уже говорила, наши миры временами не слишком различаются.

Они сами не знали, сколько простояли так, соединенные только его рукой. В любую другую минуту он поцеловал бы ее, но сегодня опустил руку, как только из офиса вышел Риптон.

– Готовы? – спросил он.

Саманта с глубоким вздохом тряхнула руку Рика, и они стали спускаться вниз, к выходу. Ей предстояло стоять на крыльце, пока Рик будет читать заявление, в котором нет ни единого слова правды. Хотя бы потому, что она кое-что знала насчет грабежа и они с Риком пальцем не пошевелили! чтобы помочь полиции.

В прежние времена, может, оно и было бы к лучшему. Сэм знала правила своего отца, правила, который Мартин вдалбливал дочери в голову на протяжении всего ее детства. Защищаться всеми силами, выдавать только ту информацию, которая уже известна полиции, и прежде всего заботиться о себе. Но, прожив с Риком пять месяцев, она не только отказалась от некоторых правил, но и посчитала, что большинство из них глупы, эгоистичны и годятся только для представителей преступного мира. Но вот теперь тень этого мира снова смыкается над ней, хотя пока что она еще в силах справиться сама. Даже несмотря на то что неоткровенна с Риком.

Тот уже знал о ней достаточно, чтобы упрятать за решетку на очень долгий срок. Но если ей из-за него придется бежать в ночь, вряд ли она сможет вернуться к прежнему образу жизни. Он заставил ее стать собой. Раньше ей удавалось быть настоящей, истинной Самантой Джеллико только в редчайших случаях. Она все еще мыслила категориями грабителя, но… но уже далеко не всегда. Горизонты ее жизни расширились. Она меньше оглядывалась и больше смотрела вперед. И это состояние казалось ей чем-то хрупким и драгоценным.

Неужели Мартин задумал вернуть ее в прошлое? Учитывая то обстоятельство, что до вчерашнего дня она считала его мертвым, подобные методы были не совсем справедливыми. Мартин всегда имел макиавеллиевский склад ума и считал, что цель оправдывает средства.

Саманта глубоко вздохнула. Исход любого варианта казался одинаково дурным. Все плохо. Плохо для свободы. Плохо для здоровья, плохо для сердца.

Среда, 21.18

– Какая наглость! – пожаловалась Саманта, подбирая палочками китайскую лапшу, которую сунула в рот, и только потом негодующе ткнула палочками в экран телевизора.

– Они даже не показали ту часть, где Риптон объявляет, что мы хотим вернуть картину!

Рик, сидевший рядом на диване, стащил с ее тарелки кусочек цыпленка с грибами. В другой момент она непременно поинтересовалась бы, зачем он заказал говядину с брокколи, если без зазрения совести поедает ее цыпленка, но сейчас ей было приятно, что он предпочитает разделить с ней ужин.

– Это гламурная передача. Наподобие светской хроники, – пояснил он, жестикулируя своими палочками. Им все равно, кто это сделал, лишь бы об этом говорили.

– Но мы ни о чем таком же говорили.

– Зато показались на всеобщее обозрение. Это единственное требование.

– В таком случае почему мы показались на всеобщее обозрение?

– Потому что гламурные передачи нам не важны. Мы пытаемся впечатлить полицию.

– Это что-то новенькое.

– Ничего не поделать.

Саманта взглянула на большие напольные часы в углу. Начало десятого вечера. Стоуни уже прилетел и теперь, наверное, растянулся на диване Делроя. Удирать из дома две ночи подряд не слишком разумно, но ей позарез необходимо потолковать со Стоуни.

– Странно, что Уолтер не позвонил тебе, – резко бросил Рик. Уж не научился ли он читать мысли? – В Пал м-Бич, должно быть уже все известно.

– Он смотрит только телевизионные игры.

– Значит, ты ему не звонила?

– Звонила. Пока ты был у Риптона. Он считает, что я идиотка и должна бежать в Париж.

– Неужели? – Рик выпрямился и перетащил очередную порцию цыпленка на свою тарелку. – И что ты ответила?

– Весна в Париже не место для одиноких женщин. Это так обидно! – улыбнулась она. – Скажи, это испортит твою сделку с владельцем отеля?

Рик пожал плечами:

– Кто-то стащил мою картину. Это бросает на меня тень. Создает впечатление моей слабости. Вполне возможно, что Мацуо Хосидо в этот момент искренне смеется надо мной, собираясь повысить окончательную цену на миллион-другой, и добавляет к договору несколько условий, вряд ли для меня приемлемых.

– Я знаю кое-кого в городе, – тяжело вздохнула Саманта, – и могла бы порасспросить людей.

Ожидание и безделье сведут ее с ума, а ей нужен предлог, чтобы выбраться из дома. И это даже не будет ложью.

– Прекрасная идея. Добиваешься, чтобы, тебя увидели с известными ворами и грабителями?

– Кто говорит, что я позволю себя увидеть, умник ты этакий? Насколько я понимаю, ты хочешь вернуть картину. Каким образом – это не важно.

– Не знаю, как объяснить тебе, Саманта, но Горстайна ты не смогла очаровать. Мало того, он твой враг.

– Об этом я ничего не знаю.

– Пойми, это делает его опасный, – продолжал Рик, словно не заметив, что его перебили. – Он не станет подобно Фрэнку Кастильо смотреть сквозь пальцы на твои проделки. А я готов рискнуть процессом, основанным на пустых предположениях и слухах, чем на снимках и записях твоих разговоров с преступниками.

При одном слове «процесс» ей стало дурно. Саманта уставилась на профиль сосредоточенно жующего Рика. По телевизору шла одна из серий фильма «Закон и порядок», и он изредка вскидывал глаза на экран. Ничего не скажешь, он знал, на какую клавишу нажать, чтобы заставить ее сидеть тихо.

– Фрэнк не смотрит на меня сквозь пальцы. Он понимает, что у меня другие способы добиваться своего.

– Особенно потому, что ты помогла ему раскрыть два убийства, – буркнул Рик.

– Я могла бы очаровать Горстайна, если бы захотела, но в этих обстоятельствах не вижу смысла.

– Угу. Что это означает? – Рик продолжал пожирать лапшу. – Что это означает? – повторил он.

– М-м… я очаровала тебя, приятель, и могу свести с ума любого.

Вот тебе!

Саманта сунула в пустую коробочку из-под риса остатки цыпленка. Конечно, Уайлдер придет и уберет, но Сэм все еще было не по себе, когда другие люди убирали за ней. Да, экономки и дворецкие – все это хорошо и удобно, но она терпеть не могла, когда кому-то приходилось устранять устроенный ею беспорядок.

Видя, что Рик по-прежнему ест, она встала и выпрямилась.

– Я иду спать. А завтра, пока ты будешь проводить совещание, я снова отправлюсь за покупками. Твоя светская жизнь почти истощила мой гардероб. – И поскольку она не могла продолжать спор, не зная точно, как он настроен, то, остановившись в дверях, добавила: – Если мы, конечно, по-прежнему собираемся посещать вместе светские тусовки.