Фармавир подумал и махнул рукой.

– Так и быть, займусь антизаклинанием здесь…

* * *

День, отведенный под уборку, пролетел быстро. Никто и не ожидал, что последнее ведро с песком полетит на улицу с последними лучами солнца. Баррагин устал настолько, что еще раз выронил ведро: уже и руки не держали, и голова толком не работала. Двор к наступлению ночи превратился в небольшой аналог пустыни, разве что ящерицы не бегали по рассыпанному красному песку.

Пришедший после заката в лабораторию Альтарес ужаснулся при виде осунувшихся, с красными глазами коллег, взирающих на цветущего прогульщика с ненавистью и желанием убить его прямо на месте.

– Слава работникам умственного труда! – поздоровался он, подошел к лабораторному столу и с любопытством оглядел кипящие жидкости в пробирках и банках – профессор не терял времени, и, едва были установлены и очищены от песка целые столы, принес из кладовой лабораторное оборудование и взялся за опыты.

– Ты почему на работу не выходишь? – строго спросил профессор.

– Так ведь я это самое… того, – неопределенно ответил Альтарес.

– Того ты станешь чуть позже, – поправил его Баррагин, как бы ненароком хватая приставленную к стене кочергу. Холеный вид Альтареса раздражал, как никогда ранее. – А пока присоединяйся, или я проведу испытания прочности этой хрупкой кочерги на твоем крепком организме!

Альтарес примирительно улыбнулся.

– Я пришел на минутку передать от себя привет и сообщить, что болезнь сложная, и на лечение уйдет немало времени, – сообщил он. – Но как только я поправлюсь, так сразу вернусь и стану работать за двоих… нет, за троих… за вас всех, короче!

– Ты никогда больше не поправишься! – рявкнул Баррагин, поднимая кочергу над собой и направляясь к Альтаресу.

– Уймись, придурок!!! – Альтарес вытаращил глаза и задним ходом быстро вышел из лаборатории. Уже в коридоре он развернулся и дал стрекача. – Наберут питекантропов, а ты мучайся!

Выглянувший вслед ему в коридор Баррагин вздохнул и приставил к стене прихваченную по пути кочергу.

– Хорошо бегает, – сказал он. – Нам его не догнать.

– А нам и не надо, – Фармавир заразительно зевнул. Уставший профессор тут же упал в кресло и захрапел. – Нам главное – научиться метко стрелять, и дело в шляпе. А он пусть бегает, это для здоровья полезно.

– Любопытно мне, что произойдет раньше – его увольнение или гибель от неслучайного случайного случая? – вопросил Баррагин. Вопрос был риторическим: каждый понимал, что Альтарес добровольно не уволится. И первый советник ничего не мог поделать в этой ситуации, поскольку управдворцом перед королем из кожи вон лез, лишь бы сохранить за сыном рабочее место.

В кабинет вбежал перепуганный первый советник.

– Парни, срочно нужна ваша помощь! – воскликнул он вытянувшимся по стойке смирно студентам. – У нас во дворце какая-то хрень творится!

– Слово «хрень» – некультурное, – заметил профессор. – Воспитанные люди его не произносят.

– Вот уроню тебе на ногу пятикилограммовую гантелю и посмотрю, насколько воспитан ты! – воскликнул первый советник.

– Смею напомнить, господин хороший, что я-то как раз – настоящий грубиян в тридцать третьем поколении, – признался профессор. – Поэтому не советую что-нибудь на меня ронять. Ведь память предков напомнит мне фразы, от которых краснеют не только дамы, но и вполне себе некультурные пошляки, и всем окружающим нас станет крайне неловко.

Баррагин в удивлении приподнял брови.

– Хорошо, тогда приступим к делу, – сказал первый советник и вытер со лба капельки пота. – Стражники нынче сошли с ума! Вот уже шесть часов они ведут перекличку во дворце и не могут остановиться. А я не могу поймать ни одного из этих обезумевших людей, чтобы заткнуть им рот! У меня голова кругом идет от ихнего «Я здесь!!!».

– Но чем мы можем помочь? – удивился профессор.

– Придумайте… срочно придумайте заклинание, которое их успокоит! – потребовал первый советник. – Иначе я сойду с ума и схвачусь за тесак. А сумасшедший первый советник, съевший собаку на интригах и немало знающий о способах уничтожения нежелательных людей, способен кровожадно изничтожить всех жителей дворца поголовно, невзирая на их виновность или невиновность. Между прочим, с особой жестокостью и цинизмом.

Баррагин глубоко вздохнул.

– С каких пор вы говорите о себе в третьем лице? – спросил он. – И вы опять ходили на подростковые слешерские спектакли?

– А что, заметно?

– Даже слепой узреет, – ответил Баррагин. – Зачем вам это?

– Я должен знать, чем увлекается молодежь.

– И как вам?

– Раньше было лучше.

– Почему-то я не сомневался в таком ответе, – вздохнул Баррагин. Он протянул первому советнику лекарство из аптечки первой помощи. – Выпейте успокаивающее, вставьте в уши комки ваты и спите спокойно до самого утра. А мы сделаем все возможное и невозможное, чтобы решить поставленную перед нами задачу.

Советник безропотно выпил предложенные порошки из трав и запил их холодной водой из поднесенного Фармавиром стакана.

– Далеко пойдете, – похвалил студентов первый советник. – Два варианта дороги: если не выполните обещанное, то направитесь далеко-далеко пешим ходом, а если справитесь с задачей, то подниметесь на немалое количество ступенек по карьерной лестнице.

Он сунул в уши вату, попрощался и ушел.

– Я здесь!!! – донеслось далекое из глубин темного коридора.

Баррагин и Фармавир вздрогнули.

– Абубарты, чтоб им… – выдохнул Фармавир и тут же зажал себе рот.

– Я здесь!!! – оглушительно прогрохотало коллективное абубартистое. Профессор от неожиданности дернулся и слетел с лестницы.

– Так, парни, – сказал он. – Я, пожалуй, передохну до утра, а то неохота идти на нашу завтрашнюю казнь уставшим и сонным.

И ушел, слегка покачиваясь от усталости.

– Не хотелось бы становиться непосредственными участниками завтрашней казни, – Фармавир сел за стол и закрыл глаза, раздумывая над тем, как избавить дворец от толпы перекликающихся невидимок.

Дверь в лабораторию открылась, и из коридора донеслось громкое:

– Я здесь!!!

Баррагин в бешенстве швырнул об дверь стакан с водой. Открывший дверь и вошедший в лабораторию вельможа неожиданно для всех и особенно для себя получил стаканом по лбу и резко отлетел назад в коридор. Оставшийся в воздухе белый парик упал на пол.

Несколько секунд Баррагин и Фармавир смотрели на дверной проем и не знали, что сказать. Вельможа не подавал признаков разумной жизни, и Баррагину оставалось надеяться только на то, что при столкновении со стаканом у бедолаги отшибло память, а не жизнь.