Я была совершенно трезвая, и я…

— Мистер Кастильо, мисс Кенсингтон, не хотите ли выпить что-нибудь перед тем, как подадут обед? — ровный голос нашей стюардессы словно окатил на нас ведро ледяной воды.

Напряжение спало, когда мы с Ксавьером отвели друг от друга взгляды.

— Воды, — его улыбка выглядела принужденной. — Спасибо, Петра.

— И мне, — я прочистила горло от хрипоты. — Спасибо.

Мы обедали в молчании. И хотя мы больше не обсуждали наше прошлое, чувство связи между нами сохранялось.

Мы с Ксавьером не были первыми или последними, кому не хватало родителей. Но то, как мы отреагировали на свои потери, и то, какие маски мы надели на себя… возможно, мы были похоже сильнее, чем нам казалось.

ГЛАВА 12

Благодаря разнице во времени мы прибыли в Боготу еще до полудня.

Когда мы приземлились, водитель моего отца уже ждал нас, он с завидным мастерством провез нас по извилистым дорогам и густонаселенным кварталам города.

Я родился в Колумбии, но всю жизнь учился за границей. Я проводил больше времени в коридорах школ-интернатов, чем дома, и лишь дважды посетил родные места с тех пор, когда в прошлом году у моего отца обнаружили рак.

Первый раз — после того, как врачи поставили диагноз. Второй раз — прямо перед моей поездкой на день рождения в Майами, когда он вызвал меня и отчитал за то, что я не смог «поддержать семейное наследие», пока он умирал.

Если и был человек, который использовал бы свою болезнь, чтобы манипулировать другими людьми, заставляя их делать то, что хочет он, то это был Альберто Кастильо.

— Ксавьер, — голос Слоан пробился сквозь мои мысли. — Мы приехали.

Я моргнул, и пастельная дымка на улицах превратилась в сдвоенный сторожевый дом и полностью вооруженных сотрудников службы безопасности. За черными железными воротами возвышался знакомый белый особняк высотой в три этажа, увенчанный красной черепицей и решетчатыми окнами.

— Дом, милый дом, — в моих словах сквозил сарказм, но, когда мы вошли внутрь, меня начало мутить.

Дым многолетней давности словно прилип к стенам, от чего мне стало плохо.

Здесь умерла моя мать. Она сгорела заживо прямо на этом участке земли, и вместо переезда мой отец отстроил дом прямо на месте ее смерти.

Люди говорили, что он хотел быть ближе к ней, но я знал правду. Это был его способ наказать меня и убедиться, что я никогда не забуду, кто был настоящим злодеем в этом доме.

— Тебе не обязательно оставаться здесь, — сказал я Слоан. Ее чистый, свежий аромат донесся до меня, скрывая отголоски дыма. — Я с удовольствием забронирую для тебя номер в отеле Four Seasons.

Слоан и раньше посещала этот дом в Боготе по работе, но под блеском и роскошью скрывалась тяжесть, окутывающая фундамент особняка. Вряд ли я один это чувствовал.

— Уже пытаешься меня выгнать? Это рекорд.

— В отеле тебе будет комфортнее. — Мы прошли мимо написанного маслом огромного портрета моего отца. Он посмотрел на нас сверху, его лицо было суровым и неодобрительным. — Я только это и имел в виду.

— Возможно. Но я предпочту остаться здесь, — Слоан смотрела прямо перед собой, ее шаг был целеустремленным, но в моей груди все равно разливалось тепло. Она была колючей, как кактус, напряженной, но при этом милой. Каким-то образом она делала даже самые худшие ситуации более терпимыми.

Однако тепло превратилось в лед, когда мы вошли в комнату моего отца. Его персонал превратил ее в частную больничную палату, оборудованную по последнему слову медицинской техники, с круглосуточным дежурством медсестер и обслуживающего персонала (все они подписали строгий договор о неразглашении информации), и самым лучшим уходом, который только можно купить за деньги.

Но в том-то и дело, что смерть приходит за всеми. Молодыми и старыми, богатыми и бедными, добрыми и злыми. Смерть — величайший уравнитель жизни.

И было очевидно, что, несмотря на миллиарды — Альберто Кастильо стоит у порога смерти.

Разговоры стихли, когда обитатели комнаты заметили меня. Мой отец был вторым по старшинству, были еще две младшие сестры и один брат. Все они собрались здесь вместе с моими двоюродными братьями, семейным врачом, семейным адвокатом и различными слугами.

Эдуардо был единственным, кто шагнул ко мне, но остановился, когда я подошел к постели отца.

Ковер был настолько толстым, что заглушал даже малейшие звуки моих шагов. Я, словно призрак бесшумно скользнул к отцу, который лежал с закрытыми глазами, его хрупкая фигура была подключена к массе трубок и мониторов.

В полном здравии он был титаном как по репутации, так и по внешнему виду. Он доминировал в любой комнате, куда входил, и его в равной степени боялись и почитали все, даже его конкуренты. Но за последний год он превратился в некое подобие самого себя. Он похудел настолько, что его было почти не узнать, а его оливковая кожа напоминала пепельный воск под простынями.

Узел в моей груди затягивался все туже и туже…

— Он пережил ночь. — Доктор Круз подошел ко мне, его голос был настолько тихим, что его мог слышать только я. — Это хороший знак.

Я не отрывал глаз от неподвижно лежащей передо мной фигуры.

— Но? — Доктор Круз был в моей семье с самого моего рождения. Высокий и коренастый, он напоминал сгоревший на солнце бобовый стебель, у него были серебристые волосы и выдающийся нос, но он был лучшим врачом в стране.

Однако есть вещи, которые не может скрыть даже лучший врач, и я знал его достаточно хорошо, чтобы уловить сомнения.

— Его положение остается критическим. Конечно, мы позаботимся о нем как можно лучше, но… я рад, что ты приехал сейчас.

Значит, кончина моего отца была неизбежна, и случится очень скоро.

Узел затянулся сильнее. Мне хотелось залезть внутрь и вырвать его. Хотелось убежать из этого чертова дома и никогда не возвращаться. Я хотел покоя, раз и навсегда.

Но я не сказал ничего из этого