Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доказательство дьявола…[41] получается.
– Она сказала, что это несчастный случай, но… Зачем? – Я щелкнул пальцами.
– Она сказала так, чтобы заставить нас работать вместе, – ответил Кацураги, дернув носом. – Спасибо, Тадокоро-кун, что помог с этим разобраться.
– Да не за что благодарить…
Кацураги опустил глаза, его лицо помрачнело.
– Полагаю, она права. Сейчас мы не можем наверняка сказать, убийство это или несчастный случай. Но в нашем положении стоит всячески избегать любой конфронтации. Расследование не продвинется далеко, если мы не будем работать вместе.
– Однако если она продолжит настаивать на своем, мы можем лишиться возможности провести расследование. Прекрасно понимаю, почему ты недоволен, Кацураги.
Мой друг в ответ преувеличенно пожал плечами. Наши лица были наполовину скрыты полотенцами, словно масками, поэтому мимику собеседника было невозможно угадать.
– Она, – продолжил Кацураги, – захотела выйти из тупика, не предложив никакого решения. Разве детектив не должен объяснять ход своих рассуждений? В чем же тогда ее raison d’êktre – смысл существования?
Не думал, что его так занимают философские вопросы. Палящая жара и наполнивший воздух пепел попросту не давали нам покоя.
– Она, кажется, бросила работу детектива… – неожиданно сорвалось с моих губ. Я должен был подбодрить его и согласиться с его точкой зрения, но мои слова только опровергали его аргументы. – Что для тебя работа детектива, Кацураги? – постарался я отвлечь его разговором.
– Это очевидно, – не колеблясь, ответил он. – Это мой путь.
Я нервно сглотнул.
– Детектив – это не профессия. На самом деле наша с тобой профессия, наш род занятий – это учащиеся старшей школы. Страховой следователь или премьер-министр тоже могут заниматься детективными расследованиями. Это не профессия, а образ жизни – его нельзя бросить или изменить. От этого невозможно сбежать!
– Но ведь профессию тоже не так просто сменить, – робко ответил я.
Кацураги промолчал. Возможно, он просто не одобрял решение Асукай.
– Может, она просто больше не могла вести такой образ жизни… – с трудом выговорил я. Ее рассказ о событиях прошлого никого не оставил бы равнодушным. Даже если это была простая уловка с ее стороны… – Кацураги, послушай, ты слишком категоричен. Ты сильный и стойкий; наверное, Асукай-сан тоже когда-то была такой. Ты выбрал свой путь и можешь следовать ему до конца, но навязывать другим свои ценности неправильно!
– Ты сегодня очень красноречив…
– Мне больше не с кем здесь говорить.
– Ничего не могу поделать, это часть моей природы – чувствовать ложь.
– Ну… – В моем голосе прозвучало явное раздражение. Мой друг был настолько категоричен, что это действовало мне на нервы. – Я неправильно выразился. Люди не могут моментально изменить свой образ жизни, ты прав. Но иногда бывает так, что жить по-старому становится слишком трудно. Тогда, чтобы сохранить себя, нужно…
Слово «сбежать» будто застряло в моем горле. Я не хотел обвинять Асукай. Сбежать? Почему именно это жестокое слово? Я посмотрел на Кацураги. Из-за жары и подступающей опасности я стал слишком вспыльчивым, но если Кацураги…
Подул сильный ветер, в нос ударил запах горящих деревьев. Мне стало тяжело дышать. Откашлявшись, я повысил голос:
– Тогда… – Мой голос был сиплым от кашля. – Если я умру, ты продолжишь быть детективом?
Глаза Кацураги округлились от удивления. Он выше натянул полотенце на нос, отвернулся от меня и пробормотал:
– Просить обещать такое слишком жестоко.
Похоже, он думал о том же, о чем и я. Мое неподвижное, покрытое потом тело окутало тяжелое молчание. Я поднял лопату и пытался продолжить работу, но навалившаяся тишина слишком тяготила меня.
– Прости. Не знаю, что на меня нашло.
Кацураги резко прервал меня:
– Нет, я тоже переборщил. Однажды, – сдавленно продолжил он, – придет время, и мы не сможем работать вместе. Нас могут разлучить или рассорить. Я думал об этом.
– Извини меня! Я сказал лишнее. Этого никогда не случится. Я хочу и дальше наблюдать, как ты ведешь расследования. Хочу знать, чем все закончится. Я никуда не денусь.
– Уверен, что Асукай и Амасаки думали так же.
– Но… – Его ответ больно уколол меня. Как я ни старался донести до него смысл своих слов, мне не удавалось достучаться до Кацураги. Я опустил взгляд. – Я больше переживаю за свое будущее. В отличие от тебя, у меня нет никаких талантов. Не знаю, как долго ты захочешь дружить со мной.
Я так волновался, что говорил то, что явно не следовало говорить. Воздух вокруг все больше накалялся, окончательно лишая меня способности ясно мыслить.
– Мне есть что тебе ответить, – спокойно и доверительно сказал Кацураги. – Ты самый лучший напарник именно потому, что не способен на ложь; ты всегда до смешного честен!
– Что? Не выставляй меня дураком! – Я уже был готов разозлиться на него, но меня вдруг осенило. Я понял, что он имел в виду. Кацураги был частью высшего общества и с детства жил среди лжи взрослых. В школе из-за его происхождения к нему тоже относились ужасно, издевались и задирали. Так что эти слова Кацураги были настоящим комплиментом.
– Выходит, со мной легко поладить?
– Вижу, мои слова тебя приободрили, – ответил Кацураги, тяжело вздохнув. Это был вздох облегчения, смешанный с чувством усталости от тяжелого физического труда. – Так или иначе… – Он отвел взгляд. Его голос слегка охрип, в нем звучало смущение. – Я рад, что у нас была возможность остыть перед новой встречей с Асукай. Я не собираюсь отказываться от расследования этого дела. Это точно не простая случайность!
– Так и поступим. А теперь поработаем!
Мы продолжили молча копать еще около тридцати минут. От тяжелой монотонной работы у меня начала болеть спина. Стоило мне взять небольшую передышку, как Кацураги снова обратился ко мне:
– А пока расскажи мне о вашей первой встрече.
– Вчера ты просил уложиться в десять слов или меньше. Не хватило?
– Я хочу получше узнать своего врага. К тому же работа и так слишком скучная, чтобы продолжать ее без интересного рассказа.
Я удивился, но решил выполнить его просьбу и начал свой рассказ. В конце концов мне и самому надоело работать в тишине.
Конечно, рассказ получился довольно коротким. Я рассказал об отравлении в гостинице и своем первом впечатлении о старшекласснице Хикару Асукай и ее помощнице Мидори Амасаки. Сердце сжималось от воспоминаний о том, как жестоко оборвалась жизнь юной девушки. Боль от того, насколько изменилась сама Асукай после этого, была почти физической.
– Печально, – ответил Кацураги, закончив работу. – И все же я ее не понимаю. Я не оставлю попыток разгадать эту тайну. Но… –