с собой много османов. Эту историю узнали мы в обители Ованнаванка от паломника по имени Гариб из Эчмиадзина. Он говорил, что и сам был мушкетером. А предыдущую историю я слышал от отшельника по имени Акоп из обители Сагмосаванка. Сам он был из села Егвард и также попал в плен к османам.

ТОМ II

/115а/ Глава I

ПРЕДНАПИСАНИЕ

В написанном до сих пор повествовании о персидских царях, называемых Ш[ей]х-оглы, начиная с царя Джаханшаха в 878[127] (1429) году и до царя шаха Сефи в 1083 (1634) году, я передал тебе как ложь, так и истину — все, что поведала мне молва. Отныне в назидание потомству я буду писать сжато только о том, что видел своими глазами или слышал в настоящее время своими ушами от совершенных людей, о том, как пришел царь османов Мурад в Айрарат и взял город Ереван; затем о том, как пришел царь персидский Сефи и взял назад тот же город Ереван. /115б/ Упомяну также о наших страданиях, которые мы претерпели, дабы вы, уразумев их, остереглись и, видя ваши [собственные страдания], были милосердны к нам.

Будьте в добром здравии.

Глава II

О ТАНУТЕРЕ АМИРДЖАНЕ

Был [в Канакере] некий муж по имени Амирджан, муж гордый и заносчивый, кичливый и насмешливый, ибо, кого бы ни ставили танутером села Канакер, он издевался и поднимал его на смех, говоря: “Он грабитель и разоритель села”. Поэтому собрались все сельчане и говорят: “Давайте поставим его танутером; быть может, обуздаем его гордость”. Так и поступили и поставили его /116а/ танутером Канакера. А некоего Мкртича, мужа ловкого и краснобая, знатока персидского языка, знавшего наизусть Псалтырь, назначили его писарем, чтобы вся торговля на селе проходила через руки Мкртича, все записывал он и ничто бы не пропало. Так пробыли в согласии танутер Амирджан и писарь Мкртич три года, и, что бы ни продавалось, Мкртич записывал год и число месяца.

Случилось однажды, что собрались знатные люди села и завели разговор о своей выгоде. Мкртич также сказал кое-что полезное для дела. А танутер по гордости сердца /116б/ своего и заносчивости характера рассердился на Мкртича и говорит: “Кто дал тебе позволение говорить на людях?” Отвечает Мкртич: “Что плохого в сказанном мною, что ты рассердился?” Амирджан замахнулся на него дубиной и обругал его жену, назвав ее распутницей. Мкртич ничего не ответил, но молча поднялся и вышел. С ним вместе вышли и многие.

Отправился Мкртич к деверю своей свояченицы, которого звали Агам, мужу почтенному и миротворцу, и пожаловался ему, что назвали его жену распутницей. Но Агам посоветовал ему потерпеть два дня, “ибо он раскается и позовет тебя”.

Терпел он три дня, но /117а/ Амирджан не позвал его и не заговорил с ним миролюбиво, а послал он к нему кое-кого с гневом и угрозами, требуя: “Пришли мне торговые записи”. Мкртич с презрением вернул их, говоря: “Я вел записи не по его приказанию, по велению старейшин села”. Сказал это Мкртич и отправился к Агаму. И сказал ему Агам: “Теперь уже твое дело, поступай как знаешь”.

Пошел Мкртич к своим единомышленникам-старейшинам, а было их трое: одного звали Барсег, по прозвищу “Бисцнох”[128], второго — Саргис, по прозвищу “Моцак”[129], а третьего — Газар, по прозвищу “Паландуз”[130]. Сговорились они с другими /117б/ старейшинами, собрались в одном месте, позвали танутера и говорят ему: “Мы собрались из-за тебя, дай нам отчет в своем танутерстве”. Но он молчал и не вымолвил ни слова. Тогда сказали Мкртичу: “Прочти ваши торговые записи”. И зачитал он все, что прошло через руки танутера, вплоть до последнего яйца, которое также было записано. И начислили на него 340 туманов, соответствовавших налогу за три года, за которые потребовали [с него] отчета. Тогда Амирджан, движимый бесом, стал ругать их и говорить: “Кто вы такие, чтобы я по вашему, собаки, приказанию отчитывался? Подите приведите ханского пристава, дабы отчитался я перед ним”. /118а/ А затем обернулся к Мкртичу и долго ругал его, говоря: “Эти 340 туманов, что дал ты мне, цена твоей жены Вард”.

Обозлились тогда сельчане и отправили Мкртича к хану. А он отправился к хану и сам поговорил с ним, ибо хан давно его знал из-за умения говорить по-персидски. И взял Мкртич с собой одного пристава, коренного перса по имени Гулназар, не знавшего турецкого языка. Последний получил от хана наказ: потребовать отчет у танутера и, если что-нибудь останется за ним, повесить, избить его дубиной /118б/ и полученную [сумму] отдать сельчанам. Прибыв [в село], Гулназар вызвал танутера для суда на площадь и сказал: “Дай отчет о 340 туманах”. И все, что он (танутер) сказал, они, удовлетворенные, приняли. Но осталось 60 туманов, и он не мог вспомнить, что сделал с ними. “Отдай же эти 60 туманов”, — говорит Гулназар. Он ничего не отвечал. Тогда, принеся колодку, одели ее на шею Амирджану и, подвесив его к высокой стене, принялись избивать с обеих сторон, приговаривая: “Отдай 60 туманов”.

И обратились родственники его с мольбами к сельчанам, дабы они простили ему часть [долга], и те простили 30 туманов, но требовали остальные 30 туманов и, вновь повесив его, принялись жестоко избивать. /119а/ Обессилев, он сказал: “Есть у меня четыре сына и красивая дочь. Пусть хан возьмет их и отпустит меня”. Спустил его Гулназар с виселицы и передал под охрану брата его, иерея Аракела, говоря: “Охраняй его, пока я схожу к хану, чтобы не убежал он”.

Придя к хану, передал он слова Амирджана. Но хан, разгневавшись, сказал: “Разве он израсходовал мои деньги, чтобы я брал его сыновей и дочь? Пусть отдаст [деньги] канакерцам и освободится, а ты поступай так, как я сказал”.

Вернувшись [в Канакер], вновь Гулназар повесил, его. И вот погляди на его мучения: били его по ногам до тех пор, пока [не] выпали все десять ногтей, а опухоль поднялась выше колен. И избивали его так жестоко шесть дней. /119б/ А было это на четвертой неделе Пятидесятницы пасхи. В полдень седьмого дня его наказания закрыла туча солнце, померкло все на земле и стало [темно], как ночью. Загромыхал и загрохотал гром, [засверкали] зарницы и молнии, пошел дождь и крупный град величиной с куриное яйцо. И все, кто были там, удрали. Остался Амирджан на виселице под