— Как думаешь, сегодня пробьете брешь? — Белун приблизился к боярину Мстивою. Тот, ничего не ответив, продолжил с помощью молота и рычага подправлять станину порока. Еще раз сверил линию прицеливания, довольно хмыкнул и махнул рукой стоявшим рядом бойцам — можно стрелять. Камнемет ухнул, валун, описав по небу дугу, ударил точно по навесу над стеной, пробив в нем внушительную дыру. К небу взметнулись обломки досок, палки, тонкие бревнышки.

— Вот так, — довольно потирая руки, произнес боярин, — и ничего не меняйте.

К камнемету тут же подскочили три десятка мастеров и воинов, закинули на рычаг веревки и с помощью воротов принялись поднимать противовес в рабочее положение. Одновременно еще два человека подтаскивали очередную каменюгу. Работали быстро, каждый прекрасно знал свое дело. Камни для пороков добывали здесь же, всего в пяти перестрелах от позиции, в овраге. Тяжелые плиты известняка и доломита ломами выковыривали из стен оврага, на месте кололи на подходящие по размеру камни и несли к порокам.

— Так я говорю: солнце уже низко. Пробьете сегодня брешь? — повторил свой вопрос Белун.

— До заката не успеем. Ночью будем работать, — отозвался боярин.

— Тогда работайте, нам надо завтра на приступ идти. С вами Перун!

— Мы больше Сварога почитаем, — хитровато прищурился Мстивой. — Наше ремесло не Громовержцу, а Кузнецу сподручнее. И Велеса мудрого дарами не забываем.

— Да мне все равно, — пожал плечами князь. — Главное — ворота развалите и рвы засыпьте.

Проверив работу у пороков, князь вернулся в стан к своему шатру. Война войной, но и поужинать не мешает.

Ожидания и планы князя спокойно провести приступ следующим утром, после того как пороки пробьют бреши в стенах, не сбылись. И опять всему виной был горячий, доблестный граф Рено фон Штаде. Граф уже больше часа наблюдал с городской стены, как славянские машины мечут камни в ворота. Утренний штурм удалось отбить с напряжением всех сил, и если русы проломят стену, город не удержать. Солнце клонилось к западу, на землю ложились длинные тени, скоро наступит ночь. Граф заметил, что славяне держат у камнеметов немногочисленное охранение. Всего пара сотен пеших воинов. Если удастся их сбить неожиданным ударом, порубить и сжечь осадные машины, тогда можно надеяться удержать город.

Со скрипом отворились городские ворота. По узкому деревянному мостику через ров на простор вырвалась железная рыцарская конница алеманов, на ходу разворачиваясь фронтом. Следом хлынула пехота. До тяжелых щитов, прикрывавших адские камнеметы русов, всего двести двадцать шагов. Вихрем пронестись это расстояние и ударить на не успевших изготовиться к бою язычников. Рубить мечом, топтать конями, колоть копьями этих варваров, осмелившихся поднять руку на власть самого императора. Но нет, славяне не разбегаются с воплями, не падают ниц в надежде вымолить пощаду, навстречу ощетинившейся копьями стальной реке выступают воины с красными щитами, пытаются за считаные мгновения до удара конницы построиться оборонительной стеной.

Первыми удар рыцарей графа Рено приняли бойцы порочного полка. Никто не струсил, никто не побежал. Воины быстро и четко заняли свое место в строю перед камнеметами. Сжимая в руках копья и прикрываясь щитами, изготовились к бою. Что думали в этот момент гридни сторожевой сотни, когда на них неслась многоглавая стальная лавина? Что думали те, кто, побросав свои машины, хватали копья, мечи, топоры, а то и простые дубины, и бросались навстречу саксам?

Удар саксонской конницы страшен. Шедшие на острие клина граф фон Штаде и его лучшие рыцари с налету прорвали жиденькую цепочку русов. Но из-за камнеметов, из-за телег и тяжелых крепостных щитов в них летели стрелы, сулицы и камни. Варяги буквально грудью закрывали свои пороки, живой стеной вставали на пути саксонских рыцарей. Люди понимали, что взятие города без осадных машин будет стоить большой крови. Продвижение саксонских рыцарей замедлилось, но все равно шаг за шагом они прорубались вперед. А вскоре подоспели кнехты. К русам тоже спешило подкрепление, все новые и новые воины десятками, полусотнями, а когда поодиночке вступали в бой. Постепенно восстановилось какое-то подобие порядка. Вырвавшуюся на простор рыцарскую конницу встретил плотный строй доспешных копейных гридней, остановивший ее натиск.

В момент дерзкой вылазки графа Ренуара князь Белун ужинал в стане, разбитом в полудюжине перестрелов от города. Отсюда открывался неплохой вид на Мекленбург. Увидев, как из открытых городских ворот выезжают имперские воины, князь отшвырнул котелок с недоеденной кашей и вскочил на ноги. Прискакал гонец, спрыгнув с коня, отрок бросился к князю:

— Саксы вырвались!

— Вижу! — коротко бросил Белун. — Коня и доспех! — повернулся он к державшимся рядом боярам.

— Созывай бояр и воевод, — это уже относилось к молодому гридню оруженосцу. — Пусть собирают людей и к воротам идут.

Стан в это время напоминал рассерженный пчелиный рой. Привычные к походной жизни воины быстро и без суеты натягивали брони, проверяли конскую упряжь, хватали оружие и щиты. Десятники и сотники сновали между шатров, собирая своих людей. Никакой паники, каждый знал свое дело и место в строю. К князю спешили двое отроков из младшей дружины. Один нес броню, поножи и булаву. Второй держал в руках шлем, щит и копье с прикрепленным чуть ниже рожна конским хвостом, выкрашенным в красный цвет, Багряную Челку — боевой знак князя Белуна.

— Давайте быстрее, — требовательно произнес Белун, выхватывая из рук отрока тяжелую кольчатую бронь двойного плетения. Оруженосцы помогли ему надеть доспех и приладить поножи. Вскоре привели коня. Чалый громко фыркал и пытался встать на дыбы, несмотря на повисших на удилах двух конюших.

— Ишь ты, чуешь битву, Ворон, — князь ласково провел ладонью по морде скакуна. От хозяйской ласки конь присмирел и только недовольно косился на конюших и нетерпеливо бил копытом.

— Белун, мы готовы. Когда выступать? — раздался за спиной спокойный, уверенный голос князя Святобора.

Князь резко обернулся на голос. Святобор стоял в трех шагах, опираясь на высокий овальный щит, светло-русые усы серба топорщились, глаза горели огнем. Воин был готов хоть сейчас бросить в бой своих людей, но ждал, что скажет старший. Белун на мгновенье задумался, прикидывал, как лучше применить эту дружину.

У стен города уже кипела яростная битва. Натиск саксов постепенно ослаб, сейчас они уже рубились, стиснутые со всех сторон дружинами ободритов. На месте двух пороков к небу поднимались черные смоляные дымные столбы, в вечернем сумраке были хорошо видны языки пламени, объявшие машины. Еще два камнемета нелепо перекосились, подрубленные саксонскими секирами. Князь молча смотрел, как дерутся его воины, как накатывается на вражьих копейщиков волна конных дружин Мечислава и Ольгерда, как яростно отбивается от наседавших со всех сторон русов оторвавшаяся от своих группа императорских рыцарей.

При виде золоченого с маской в виде оскалившейся волчьей морды шлема княжича в самой гуще схватки Белун почувствовал удовлетворение и законную гордость за сына — молодец отрок! Не струсил, одним из первых повел своих гридней навстречу саксам, и голову в сече не теряет, от своих не отрывается, в строю идет. Видно, что скоро русы прорвут строй противника, стопчут и изрубят вражескую пехоту.