– Она потребует объяснений. И в дальнейшем тоже.

– Это я уже улаживаю. В худшем случае сошлюсь на барьер. – Себастьяно рассмеялся, словно над хорошей шуткой.

– Какой барьер? – спросил Хосе.

– Тот, который ей самой не дает упоминать анахронизмы. Она убеждена, что я не могу говорить с ней о каких-то вещах, потому что верит, что я из будущего.

Старик захихикал.

– Да ты прямо отменный лжец!

– Я ей ни разу не солгал, просто не отвечал на ее вопросы. Мол, я не могу об этом говорить. Объяснение она сама себе придумала.

– Можешь быть благодарен ей за это, – заключил Хосе. – Верно говорят, худшая черта в женщинах – любопытство.

Сжав кулаки, я стояла у входа, кипя от ярости.

– Тем временем я узнал, что дальше планируют делать Малипьеро, – продолжил Хосе. – Насколько я знаю, вскоре нас ждет открытое противостояние. Позже, сегодня вечером, я буду знать больше. До скорого, мой мальчик.

– До скорого, Хосе.

Я услышала скрежет, а затем всплеск, будто отчалила лодка. Я осторожно заглянула в дверной проем. Большие ворота, ведущие в канал, были открыты, и я увидела, как Хосе уплывает на гондоле.

Себастьяно направился ко мне. Я поспешно отшатнулась, но было слишком поздно. Он уже меня заметил.

– Я не хочу в монастырь! – выкрикнула я, прежде чем он успел что-нибудь сказать. – Я вообще не хочу оставаться в этом времени. И я не хочу мешать какому-то событию. И уж точно не хочу иметь никаких дел с гнусными Малипьеро! – Я ненадолго смолкла. – Кстати, они оба в этом доме. Они явились, чтобы веселиться с Мариеттой. Я наткнулась на них по пути сюда.

– Они… проклятье!

– Именно. Самое время для объяснений. – Я требовательно посмотрела на него. – И больше не говори мне, что ты о чем-то не можешь рассказать!

* * *

– Не здесь, – сказал он. – Там, где нашелся один шпион, легко может появиться и другой.

Я ощутила, как покраснела, но гнев был многократно сильнее смущения.

Следом за Себастьяно я направилась к пристани перед домом, где было привязано множество гондол. Он помог мне сесть в одну из них, а затем отвязал ее. Вставляя весло в уключину, он мрачно посмотрел на меня.

– О чем говорили Малипьеро? – спросил он.

Я уселась на скамью и пожала плечами.

– Они решили, что я там новенькая… Ну ладно, не важно. В общем, они хотели, чтобы я повеселилась вместе с ними. В особенности этот Альвис, у которого ты отобрал нож. Тот еще тип.

Себастьяно выглядел обеспокоенным.

– Он тебя узнал?

– Думаю, нет. По крайней мере, он ничем этого не выдал. Ты мне объяснишь, в чем тут все дело?

– Сейчас. Давай сначала отплывем.

Себастьяно оттолкнул гондолу от пристани и начал грести. От моего внимания не ускользнуло, как ловко он управлялся с веслом, стоя на корме. Мы все продолжали ускоряться. Гондола скользила по Гранд-каналу, мимо роскошных палаццо пятнадцатого века. Они выглядели совсем не так, как в будущем, – фасады были окрашены не в бежевый или охру, как в мое время, а разрисованы красочными фресками во всю стену. Над крышами возвышались бесчисленные дымоходы, похожие на перевернутые кегли.

Тем временем мы отплыли уже довольно далеко. Больше никто не мог нас подслушать. Я выпалила самый важный вопрос:

– Эта Мариетта – она…

Себастьяно поднял бровь.

– Куртизанка?

Покраснев, я кивнула. Он тоже кивнул.

– Вот как, – сказала я подчеркнуто равнодушно.

Себастьяно улыбнулся.

– Имеешь что-то против?

– С чего ты взял? Я вообще ничего не имею против меньшинств. – Я помолчала. – Хотя о меньшинствах тут, в общем-то, и речи быть не может. Я слышала, в Венеции их тысячи.

Себастьяно рассмеялся.

– Я не считал. В общем-то, к куртизанкам здесь относятся с бóльшим вниманием, чем в будущем, многие из них приняты в высшем обществе. Можно сказать, это супермодели пятнадцатого века. Например, Мариетта – настоящая звезда.

Я решила перейти к следующему по важности вопросу.

– Откуда ты ее знаешь?

Он пожал плечами.

– Моя работа требует разнообразных знакомств. Она – моя старая добрая подруга и всегда готова помочь.

Старой она мне совершенно не показалась, и тем сильнее меня заинтересовало, что он понимает под словами «готовая помочь» и «подруга». Но тут у меня в ушах прозвучали слова Хосе о женском любопытстве. Я только поддержу этот предрассудок, если сейчас продолжу расспрашивать Себастьяно о Мариетте. Такой слабости я себе не позволю.

Но все-таки не помешает установить некоторые факты, если я хочу вернуться домой.

– Из какого ты года? – спросила я.

– Из того же, что и ты.

Я это уже предположила, исходя из недавнего разговора между ним и Хосе. И все-таки я была немного разочарована. Мысль о том, что он, возможно, прибыл из моего будущего, казалась мне невероятно волнующей.

– А что с барьером? На тебя он вообще не распространяется, или что?

– Ты снова исходишь из неверного предположения. – разъяснил Себастьяно. – На меня он действует так же, как и на тебя. Это своего рода физический закон для путешествий во времени. Невозможно рассказать человеку из прошлого о событиях будущего.

– Но мне ты можешь рассказать все! – торжествующе сказала я. – Потому что мы из одного времени!

– Могу, – согласился он.

– Так сделай это наконец! Я хочу все знать! Как ты получил эту работу? Кому принадлежит красная гондола и где она сейчас? Какое задание ты должен выполнить здесь?

– Возможно, знать слишком много – опасно для тебя. Чем меньше ты знаешь, тем меньше ты сможешь выдать кому-нибудь еще в чрезвычайной ситуации.

– Из-за барьера я все равно не смогу ничего рассказать.

– Я говорю о тех, кто родом из нашего времени. Они могут схватить тебя и вытащить из тебя информацию.

Меня пробрала дрожь, и я тут же вспомнила о том, как Альвис смотрел на меня. Как блестели его глаза, когда он погладил меня по руке. И как он в будущем набросился на Себастьяно с ножом.

– Под «кем-то еще» ты имеешь в виду Малипьеро или еще кого-то? – спросила я. – Этот Альвис – он был в будущем. Должно быть, и он оттуда. Или люди, которые родились в прошлом, тоже могут путешествовать в будущее?

– Насколько я знаю, нет. Альвис из нашего времени.

– Что у тебя с ним за дела? И что именно ему тут нужно?

– Мы занялись им, когда было уже слишком поздно. Для твоей безопасности тебе не стоит знать о Малипьеро слишком много.