— Черт побери! Иисусе и пресвятая Богородица, спаси и сохрани нас! — воскликнул он.

Это действительно оказался ирк, его огромная голова отчего–то показалась сперва не такой уж и большой, хотя более отвратительной, возможно, потому, что была отделена от туловища.

— Где именно? — требовательно спросил сэр Джон и повернулся, напрочь не замечая Тома Подлизу, который был абсолютно бесполезен в таком отчаянном положении. — Кларксон! Бей в набат и волоки сюда мэра!

Капитан никогда не отличался особой терпеливостью. Он пытался взять себя в руки, но гнев его то и дело распалялся вновь, и он принимался вышагивать взад и вперед по огромному залу монастыря. Красный Рыцарь подозревал настоятельницу в преднамеренном желании затянуть его ожидание; мотивы были ему понятны — заставить покориться ее воле, усыпить бдительность, и все же он злился, и получалось именно то, на что она рассчитывала. Исподволь раздражение уступило место скуке.

У него было достаточно времени, чтобы заметить, что некоторые секции витражей в верхнем ряду окон отсутствуют. Частично их заменяло прозрачное стекло, кое–где — роговые пластинки, и одно — потускневшая бронза. Благодаря солнечным лучам, первым верным вестникам весны, красные и синие стекла сверкали, а вот замененные портили общее впечатление: роговые пластинки были слишком тусклы, прозрачное стекло — слишком ярким, а металл — почти черным и каким–то зловещим.

Некоторое время он внимательно изучал витраж с покровителем монастыря святым Фомой и изображением его мук. Но, не в силах совладать с нетерпением, вскоре снова зашагал по залу.

Очередной приступ скуки отступил с появлением двух монахинь с загорелыми лицами, одетых в серые хабиты и в кертлы, расстегнутые у шеи, с закатанными рукавами. Обе в прочных перчатках. На жерди, внесенной ими, восседал орел.

Самый настоящий орел.

Они вежливо поклонились и оставили капитана наедине с птицей.

Немного выждав после их ухода, Красный Рыцарь подошел к орлу, чьи темно–коричневые с золотым отливом крылья свидетельствовали о том, что перед ним взрослая особь.

— Вероятно, возраст у тебя приличный, не так ли, старичок? — обратился он к птице.

Та повернула накрытую колпачком голову в его сторону и, разинув клюв, пронзительно крикнула, да так громко, что впору было доверить ей командование армиями.

Путы птицы не отличались изысканностью. Капитан, выросший среди дорогих и ценных представителей пернатых, ожидал увидеть нечто более выдающееся, к примеру замысловатый узор в виде золоченых листьев. Это был ферландерский орел, птица, стоившая…

…стоившая полного комплекта доспехов капитана, весьма внушительную цену.

Размером орел был больше любой птицы, когда–либо жившей у его отца. Вспомнив о нем, капитан презрительно усмехнулся.

— Кья–я–як! — закричала птица.

Красный Рыцарь скрестил руки. Только глупец снимет путы с чужой птицы, особенно когда она столь велика, что может закусить самим глупцом, но все же ему не терпелось дотронуться до нее, почувствовать ее тяжесть на своем запястье. Сможет ли орел взлететь?

Было ли это очередной уловкой настоятельницы?

Выждав еще немного, он не устоял перед искушением. Натянул замшевые перчатки и слегка коснулся тыльной стороной ладони когтей на лапах птицы. Она любезно переместилась на его запястье: тяжела, почти не уступает весу боевого топора. А может, и превосходит. Под такой тяжестью мужчина опустил руки пониже, теперь, чтобы вернуть птицу на жердь, а это — на уровне глаз, следовало поднапрячься.

Орел одной лапой ступил на обернутую оленьей кожей жердь, повернул к человеку голову, закрытую колпаком, словно видел через него, и, сжав ту лапу, что оставалась на левой руке капитана, вонзил в нее три острых когтя.

Красный Рыцарь осуждающе вздохнул, орел перебрался на жердь и повернулся к нему.

— Кья–я–як! — прокричала птица с явным удовлетворением.

Кровь сочилась сквозь рукавицу.

— Вот мерзавец, — посетовал капитан и снова раздраженно зашагал взад–вперед, зажимая правой рукой левую.

Третий по счету приступ скуки был преодолен благодаря книгам. В свой первый визит он мимоходом взглянул на них и сразу позабыл. Подборка, встречавшаяся повсеместно, впрочем, представляла несомненную художественную ценность: великолепная каллиграфия, цветные иллюстрации, инкрустация позолотой. Загвоздка состояла в том, что оба тома повествовали о святых, иными словами, были посвящены вопросу, никоим образом капитана не интересующему. Но от скуки чего не сделаешь: решил рассмотреть их внимательнее.

Крайний слева том, находившийся под витражом со святым Маврикием, был прекрасно оформлен: яркие, насыщенные изображения святой Екатерины. Красный Рыцарь позабавился, делая предположения о том, кто послужил столь изящной моделью для картины, задуманной монахом, возможно, монахиней, воплощенной художником, выписавшим с такой любовью, если не сказать — с вожделением, все изгибы тела. По челу святой Екатерины сложно было представить муки, которые она терпела, скорее, оно свидетельствовало о религиозном экстазе, хотя…

Он рассмеялся и переключился на вторую книгу, посвященную житию праведников.

Иллюстрации выполнены превосходно: разодетый художник, изображенный на титульном листе, сидел на высоком табурете, погруженный в работу над золочением книги. Прорисовка деталей была столь скрупулезной, что читатель не мог не заметить — трудился мастер именно над титульной страницей.

У капитана перехватило дух от такого великолепия, оценил он и самоиронию живописца. Затем приступил к чтению. Слог повествования был невыразителен и архаичен. Перевернув страницу, он вообразил, что сказала бы об этом его любимая Пруденция. Перед взором Красного Рыцаря представала старая монахиня, грозящая перстом, в верхних покоях его матери.

Он тряхнул головой.

Дверь личных покоев настоятельницы распахнулась, и мимо пронесся священник. Кулаки сжаты, физиономия перекошена. Отче пребывал в ярости.

Сзади тихо хмыкнула, а может, хихикнула настоятельница.

— Не сомневалась, что ты заинтересуешься этой книгой, — произнесла она, окинув его благосклонным взглядом, и кивнула в сторону птицы, — и моим Парцифалем.

— Нe пойму, как такой отвратительный перевод удостоился внимания столь великого художника, — промолвил он, перевернув следующую страницу. — Рад, что не ошибся, предположив, что птица ваша. Вы смелее, чем я думал.

— Неужели? — удовлетворенно спросила настоятельница. — Орел у меня с давних пор.

Она с нежностью взглянула на птицу, восседавшую на жерди.

— Разве трудно сообразить, отчего книга так хорошо оформлена? — Женщина загадочно улыбнулась. — Ты, вероятно, знаешь, что тут имеется библиотека, не так ли, капитан? Думаю, позволив ею пользоваться, мы проявим по отношению к тебе гостеприимство. У нас насчитывается более пятидесяти томов.