— Иисус вырос и воскресил мертвых, — кричала девочка, — а мир воскликнул: «Оставь мертвых в покое! Пусть лежат они там, где место им! Что нам делать с живыми, которые воскресли из мертвых?» О люди! — взывала она. — Они распяли Его на кресте, они пронзили тело Его, а потом сказали: «Теперь мы сможем отдохнуть, теперь наступит покой!» Но едва успели они это произнести, как возжелали, чтобы Он снова явился к ним. Глаза людские отворились и увидели они Славу Господню, которую сами же и погубили… Внимай же, мир! — воскликнула она и раскинула руки так, что плащ взметнулся у нее за спиной. — Иисус придет снова! Горы, как верные псы, лягут к Его ногам, и звезды опустятся к Нему на плечи, а солнце, как послушный ягненок, прильнет к Его груди, лишь только позовет Он. Узнаете ли вы тогда Господа нашего Иисуса? Горы узнают Его и склонятся перед Ним, звезды осветят Его путь, и солнце упадет к Его ногам. А вы? Узнаете ли вы Господа нашего Иисуса?

Рейбер уже видел, как скрывается с этой девочкой от мира в уединенном саду, где он смог бы научить ее правде, где он собрал бы всех детей мира, которых использовали в корыстных целях, и солнечный свет рассеял бы мрак неведения, в котором их держали прежде.

— Если вы не признаете Его сейчас, вы не сможете узнать Его, когда Он придет. Внимайте мне, люди! Внимайте предупреждению моему! Мои уста глаголят Святое Слово Его!.. Мои уста глаголят Святое Слово Его! — воскликнула она и снова посмотрела на лицо Рейбера в окне. На этот раз взгляд у нее был мрачен и сосредоточен. Рейбер полностью отвлек ее внимание от прихожан.

«Пойдем со мной,— беззвучно молил он.— Пойдем, и я расскажу тебе правду, я спасу тебя, прекрасное дитя!»

Не отрывая взгляда от Рейбера, девочка закричала:

— Я видела Господа на древе огненном! Слово Божье есть горящее Слово, которое опалит и очистит вас!

Она шла к нему, забыв о сидящих перед ней людях. Сердце Рейбера бешено заколотилось. Он почувствовал, что его и девочку объединяет необыкновенная духовная связь. Казалось, во всем мире только эта девочка могла понять его.

— Оно спалит всех, от мала до велика! — восклицала она, глядя на учителя. — И никто не спасется!

Она остановилась недалеко от края сцены и замолчала, полностью сосредоточив свое внимание на его лице в оконном проеме. Ее огромные темные глаза неистово горели. Он чувствовал, как в небольшом пространстве от окна до сцены их души разорвали узы времени и невежества и слились воедино в стремлении познать друг друга. Молчание девочки приковало его к месту. Вдруг она вытянула руку и указала на него.

— Слушайте, люди! — завопила она. — Я вижу здесь проклятую душу! Я вижу мертвого, которого не воскресил Иисус! Его голова в окне, но ухо его глухо к Священному Слову!

Голова Рейбера дернулась назад так, словно невидимая молния поразила его. Он припал к земле, яростно сверкая очками сквозь живую изгородь. Он слышал, как в комнате продолжала заходиться криком девочка:

— А вы — вы тоже глухи к Слову Божьему? Слово Господа обжигает, оно опаляет очищающим пламенем! Оно спалит всех, от мала до велика, все равны перед ним, слышите, люди! Спаситесь же в огне Господнем или сгинете в огне грехов своих! Спаситесь в…

Он, как сумасшедший, принялся ощупывать все вокруг себя, похлопывать по карманам куртки, по голове, груди, пытаясь найти рычажок и избавиться от этого голоса. Затем он наконец нашел нужную кнопку и резко нажал на нее. Темная тишь опустилась на него, словно плащ, которым он укрылся от дикого порывистого ветра. Не чувствуя под собой ног, он опустился на землю и какое-то время тихо сидел под кустом. Потом вдруг вспомнил, зачем он здесь, и испытал такое отвращение к мальчику, которое, ощути его Рейбер раньше, заставило бы его содрогнуться. Теперь ему хотелось только одного — вернуться домой и упасть в постель, вне зависимости от того, вернется мальчик или исчезнет навсегда.

Он вылез из кустов и пошел по направлению к фасаду. Выйдя в переулок, он увидел, что дверь молельни распахнулась и на улицу вылетел Таруотер. Рейбер застыл на месте.

Мальчик стоял и смотрел прямо на него, и лицо у него было невероятно подвижным, как будто шок отразился на нем не сразу, а ложился пластами, придавая лицу все новые и новые выражения. В следующую секунду он несколько неуверенно поднял руку, что, вероятно, должно было означать приветствие. Казалось, что, увидев Рейбера, мальчик не просто испытал облегчение — он готов был уцепиться за учителя, как утопающий за соломинку.

Выражение лица у Рейбера было каменным, как обычно, когда бывал выключен слуховой аппарат. Выражения лица

мальчика он не заметил. Гнев стер все, кроме общих очертаний фигуры Таруотера, а они, как казалось Рейберу, выражали одну сплошную страсть к неповиновению, бороться с которым не представлялось возможным. Он грубо схватил мальчика за руку и потащил за собой. Оба шли очень быстро, будто спешили как можно скорее и как можно дальше уйти от молельни. Когда они отошли в дальний конец квартала, Рейбер остановился, рывком развернул мальчика и свирепо посмотрел ему прямо в глаза. Ярость не позволила ему заметить, что в первый раз за все это время в глазах у мальчика было что-то похожее на покорность. Он включил слуховой аппарат и резко сказал:

— Надеюсь, представление тебе понравилось.

Губы у Таруотера дернулись, потом он пробормотал:

— Я только затем туда пошел, чтобы плюнуть им в рожи. Учитель все так же смотрел ему в лицо:

— А мне так не кажется.

Мальчик ничего не ответил. Казалось, что там, внутри, что-то поразило его до глубины души, так что язык до сей поры отказывался ему повиноваться.

Рейбер отвернулся, и они молча пошли дальше. Пока они шли домой, Рейбер в любую минуту мог положить руку мальчику на плечо, тот бы руки не сбросил, но учитель не сделал этого. В нем проснулась былая злость и пульсировала в голове. Он вдруг вспомнил тот день, когда со всей ясностью представил себе, какое будущее ждет Пресвитера. Он вспомнил, как стоял и не отрываясь смотрел на доктора, а доктор был похож на быка, бесчувственного и безразличного, и мысли его были уже заняты следующим пациентом. Доктор сказал:

— Вы должны быть благодарны, что хотя бы со здоровьем у него все в порядке. Мне доводилось видеть младенцев, которые родились слепыми или без рук и без ног, а у одного и вовсе — незакрытая грудная клетка и сердце снаружи.

Рейбера повело в сторону, он едва не ударил доктора.

— Как я могу быть благодарен, — прошипел он, — когда один, всего-то навсего один-единственный ребенок мог родиться с неприкрытым сердцем?

— Ничего другого я вам посоветовать не могу, — сказал доктор.

Таруотер тихо шел за ним, но Рейбер так ни разу и не посмотрел на него. Его гнев, казалось, разворошил прошлое, похороненное глубоко внутри и не беспокоившее его вот уже много лет, и вот теперь оно очнулось и все ближе и ближе подбиралось к и без того слабым корням его спокойствия. Когда они добрались до дома, Рейбер открыл дверь и немедленно отправился в постель. Он даже не обернулся и не посмотрел на побледневшее, измученное, выжидающее лицо мальчика, когда тот слегка задержался на пороге, как будто ждал, что вот сейчас его пригласят войти.