Луговой и Ковтун решили пройти обследование в начале декабря по собственной инициативе. Это было результатом ухудшения самочувствия Ковтуна и начавшегося у него выпадения волос. Их поместили в специализированную радиологическую больницу № 6 Минатома, где в прошлом лечились чернобыльские ликвидаторы и где тысячи чернобыльцев проходят периодические обследования.

Во всех многочисленных теориях о причинах убийства Литвиненко, в том числе и в той, пока неизвестной, которая лежит в основе расследований британской полиции, считается, что Литвиненко был единственной жертвой и единственной мишенью преступников. Но эта теория делает совершенно непонятным, почему был использован полоний-210, ранее никогда для подобных целей не применявшийся. Нередкие попытки объяснить применение полония стремлением вызвать особо мучительную смерть или всемирную сенсацию совершенно неубедительны. Профессионалов «нейтрализаций» интересует прежде всего гарантия надежности выбранного средства. Полоний обнаружить очень трудно, и поэтому возникшая сенсация была случайной. Если бы смерть жертвы наступила днем раньше, сенсации уже бы не было. Необходимость «нейтрализации» группы шантажистов, состоящей из нескольких человек, живущих к тому же в разных странах, делает более понятной выбор именно этого изотопа. Радиационное отравление обеспечивает большой резерв времени. Симптомы даже от летальной дозы начинают появляться через 10–15 дней из-за отсутствия эффективного кроветворения. При радиационном отравлении изотопами с гамма- и бета-радиацией симптомы отравления появляются быстрее. Особенно ярко проявляется «кишечный синдром» — из-за поражения делящихся стволовых клеток кишечника. Альфа-радиация полония не проникает в слой стволовых клеток через стенку кишечника. Разные альфа-источники дают также небольшое гамма-излучение, что делает возможным их обнаружение радиационным мониторингом в аэропортах. У полония гамма-спектр минимален, и его невозможно обнаружить в аэропорту. Если бы для «нейтрализации» группы шантажистов были выбраны другие методы, то акции нужно было бы проводит синхронно, что трудно в случае, если члены группы живут в разных странах. Если погибнет только один или два человека, то остальные могут передать «досье» тем, кто сможет его использовать против интересов акционеров ЮКОСа. Поэтому ни автомобильные аварии, ни пистолеты, ни химические яды не подходили для этой цели. Некоторые биологические яды действуют медленнее, иногда через два-три дня. Таллий действует еще медленнее, и именно поэтому в первом диагнозе было подозрение на отравление таллием. Но для отравления им нужны очень большие дозы, больше грамма. Полония же требуется в миллионы раз меньше. От радиоактивности люди сначала попадают в больницу и лежат там долгое время. При отравлении полонием диагноз поставить очень трудно не только потому, что он дает только альфа-излучение, но и прежде всего потому, что полоний раньше никогда для криминальных целей не использовался. Ни в одном руководстве по общей токсикологии ничего не говорится про полоний-210.

Я совершенно не уверен, что в группу шантажа кроме Литвиненко входили все те люди, у которых были обнаружены большие дозы полония, или те, которые попали в «список», посланный Лимаревым Скарамелле. Но у тех, кто организовал контрмеры на шантаж, именно они могли вызывать подозрения из-за их связей с Литвиненко.

Лимарев и Швец были экспертами компьютерных расследований на уровне «хакеров». Никто из них не имел постоянной работы и стабильного дохода. Их стремление зарабатывать деньги любым способом и в больших количествах было очевидным. Заявление Лугового для прессы о том, что он мультимиллионер, владелец завода напитков в Рязани и охранной компании «Девятый вал», появилось лишь в декабре 2006 года. В Лондон он приезжал очень часто именно для заработков и частных контрактов. На пресс-конференции 31 мая 2007 года Луговой рассказал, что составлял вместе с Литвиненко инвестиционные рекомендации для некоторых британских компаний, которые очень щедро оплачивались.

К концу октября 2006 года стало очевидно, что дозы полония, которые получили некоторые из шантажистов, оказались недостаточными. Нужно было повторять операцию, причем не только по отношению к Литвиненко. Хотя «досье» отвезли Невзлину, не исключено, что и другие члены руководства ЮКОСа также подвергались шантажу. Шантажируемые люди не обращаются в полицию. Полет Литвиненко в Израиль невозможно было совершить конфиденциально. Но акции по отношению к лондонским «мини-олигархам» этой компании могли быть более скрытыми. После смерти Литвиненко совершенно неожиданно живший в Лондоне Алексей Голубович, директор ЮКОСа по стратегическому планированию и корпоративным финансам, решил вернуться в Россию, сдаться властям и дать показания на новом судебном разбирательстве против Ходорковского и Лебедева в обмен на юридический иммунитет. Предоставление иммунитета кому-либо из членов преступных группировок в обмен на показания — это широко применяемый юридический прием. Он нередко использовался и в Великобритании, особенно в период конфликта в Северной Ирландии.

Управление акциями и финансами ЮКОСа проводилось через группу «МЕНАТЕП», банковский офшор в Гибралтаре. Голубович владел только 4,4 процента этого офшора. Это были сотни миллионов, но не миллиарды долларов. Российская прокуратура обвинила Голубовича в тех же финансовых преступлениях, за которые были осуждены Ходорковский и Лебедев. Но Голубович успел вместе с семьей уехать в Англию. В Лондоне он основал небольшую инвестиционную компанию. В России тем временем был оформлен ордер Интерпола на арест Голубовича. В Англии этот арест ему не грозил, но за пределы королевства выезжать было опасно. Однако весной 2006 года Алексей Голубович решил все же рискнуть и поехать в Италию. 10 мая 2006 года он был арестован итальянской полицией в Пизе. Российская прокуратура немедленно потребовала его экстрадиции. Но решение об этом мог принять только суд. В Италии такие разбирательства тянутся долго. Прокуратура Тосканы поддерживала требование об экстрадиции. Дело слушалось в суде этой провинции. Суд, состоявшийся только 18 октября 2006 года, отказал российским властям в экстрадиции Голубовича. Причины отказа пока неизвестны, так как судебное заседание по просьбе Голубовича было закрытым. За этими событиями в России внимательно следила газета «Коммерсантъ». У Голубовича был серьезный конфликт с остальным руководством ЮКОСа по поводу распределения акций группы «МЕНАТЕП». Голубович считал, что ему должно принадлежать 7, а не 4,4 процента. Он заявлял, что на него и на его семью было два покушения, в одном из которых в качестве яда использовалась ртуть. В организации покушений он подозревал службу безопасности ЮКОСа. Голубович настолько боялся за свою жизнь, что даже место, где происходил суд по поводу экстрадиции, было засекречено. Прокуратура Тосканы обжаловала решение суда в апелляционном суде Флоренции, и «дело» продолжилось.

Однако сам Голубович не стал ждать окончательного решения и вступил в переговоры с российскими властями. 16 января 2007 года, после гарантий Прокуратуры России, Голубович вернулся в Москву. Он решил, что жизнь в России будет для него безопаснее. Сейчас он активно сотрудничает как «свидетель» со следствием по новому делу против Ходорковского и Лебедева. Он не встречается с прессой, и место его жительства засекречено.