Девушка замерла – бледная, в полнейшем смятении. И в самом центре ее отчаяния вдруг обозначился образ Лорика, его мужественное лицо – отчетливо, в мельчайших деталях. Сидони стиснула зубы, чтобы не застонать, так сильно ей хотелось, чтобы брат вдруг появился тут, в этой комнате, и она могла бы укрыться в его объятиях.

– Простите меня, моя дорогая! – вскричал Журден, подходя к девушке. – Вы расстроены, и это вполне объяснимо. Столько перемен случилось за такое короткое время, а тут еще я осмеливаюсь вас огорчать! Сидо, все устроится. Завтра же я куплю вам швейную машинку, и ее доставят на дом. Слава богу, у меня есть сбережения и я смогу вас порадовать!

Он притянул ее к себе и стал утешать, как ребенка. Сидони позволила ему это, почти не замечая его ласк. Журден же осыпал легкими поцелуями волосы и щеку невесты, наслаждаясь ее запахом, в котором смешались нотки лаванды и рисовой пудры.

– Вы очень добры – любить такую дрянь, такую ведьму, как я! Но в детстве я была другой. Все началось после смерти Эммы. Это сильнее меня – странная злость съедает меня изнутри, она хуже, чем яд! И я не знаю, как это прекратить. Когда она поднимается из сердца в разум, я говорю и творю черт знает что – например, начинаю придираться к Жасент или к Пьеру, хотя он, по сути, отличный парень. Журден, помогите мне стать лучше! Прошу вас!

Впервые Сидони отдалась на волю пламенных чувств своего жениха. Он овладел ее губами, осмелился проникнуть языком за преграду из маленьких перламутровых зубок. Она позволила ему исследовать теплоту ее рта, с трепетом ожидая, когда же у нее пробудится желание, затуманится рассудок, но ничего не произошло. Журден, в отличие от Сидони, тонул в сладком безумии. Его пальцы гладили девичье тело, касаясь груди и бедер. Внезапно Сидони высвободилась из его объятий – уравновешенная, спокойная.

– Поднимемся в мою спальню, – прошептала она. – Мы скоро станем мужем и женой, так зачем же ждать? Я боюсь брачной ночи. А если мы сделаем это сегодня, страшиться будет нечего!

Журдена словно окатило холодным душем, хотя он и без того был разочарован тем, как вяло отвечала Сидони на его поцелуи.

– Если наш союз – или, по меньшей мере, телесная любовь, – представляется вам тяжким бременем, не стоит выходить за меня, Сидони! Дорогая, мне понятны ваши страхи, ваша неопытность, но мне казалось, когда кто-то влюблен, у него появляются чувства и желания, которые заставляют забыть о страхе и стыдливости… Воспользоваться вашим теперешним состоянием, вашей уязвимостью – нет, я не хочу.

Сидони смотрела на него, не веря себе. Она-то думала, что Журден расценит ее готовность отдаться как проявление щедрости, признание его значимости! Наивная, она полагала, что он тут же согласится и будет рад и горд.

– Я люблю вас, Сидо, даже больше – я вас боготворю! – Журден вздохнул. – Это было как удар молнии – я влюбился, стоило мне увидеть вас прошлым летом в вашем доме, в кухне. Вы представляетесь мне драгоценностью, сокровищем, но я не хочу владеть им как эгоист…

– Почему же? Вы предпочли бы делить меня с другими? – иронично поинтересовалась девушка. – Я полагала, вы с радостью примете мое предложение. Должно быть, вы гнушаетесь мной. Я вам не нравлюсь?

Журден отодвинулся, не зная, как ей все объяснить; сказанное Сидони его неприятно задело. Хотелось закурить, но мать и невеста не любили, когда в доме пахло табаком.

– Сидони, я только что сказал, что вы мне нравитесь, более того – я люблю вас всем своим существом. И ради этой любви я мог бы ждать еще много месяцев, прежде чем сделать вас своей. Мы поторопились назначить свадьбу, тут вы правы. У меня есть принципы: я не воспользуюсь вашей слабостью, не получив церковного благословения.

Пожав плечами, Сидони присела на край канапе. Мучительное и странное воспоминание заставило ее сердце забиться чаще. Лорик выходит из кладовой посреди ночи, а она еще не спит. Он пьян. Бормоча что-то несуразное, продиктованное эгоистичной братской ревностью, он подходит к ней и порывисто обнимает. Прижимается губами к ее губам, просто пожирает их поцелуем. Конечно же, Сидони тут же вырвалась, она возмущена, она злится, но у нее дрожат колени и обжигающе горячая кровь пульсирует в жилах… Как это ни ужасно, теперь Сидони все поняла. Не стыд пожирал ее после их с Лориком запретного поцелуя, о нет! Ее девственное тело трепетало от наслаждения.

Слезы снова потекли по ее щекам. Девушка неловко смахнула их пальцем. Она чувствовала себя проклятой, низринутой во мрак – обиталище порочных душ.

– Журден, выслушайте меня! – взмолилась она. – Вы хороший человек, честный и добросердечный. Я восхищаюсь вами и мечтаю лишь об одном – нежно любить вас всю свою жизнь, став вашей супругой. Сжальтесь, я нуждаюсь в вас, я хочу отдать вам всю себя!

Не зная, что делать, Журден воздел руки к небу. Сидони же снова разрыдалась – она сгорбилась, и на нее было жалко смотреть. Он поспешно подошел и стал ее утешать:

– Дорогая моя, не плачьте, иначе матушка встревожится! Она нас слышит и, даже не разбирая слов, может догадаться, что у нас что-то не так. Посмотрим на все с практической точки зрения. Вы приехали вчера, поздно вечером, и сегодня вам нужно освоиться в новом жилище, познакомиться с приходящей прислугой. Кроме того, прежде вам не случалось проводить столько времени наедине с вашей будущей свекровью. Из-за этого ваши нервы на пределе, не говоря уже о том, что перед отъездом из Сен-Прима вы поссорились с семьей. Ложитесь спать, отдохните! Завтра мы еще раз все обсудим. Да и, честно говоря, я очень устал. Дороги занесло снегом, а ездить по долгу службы мне все равно приходится…

– Хорошо, Журден, я сделаю, как вы советуете, – отвечала девушка слабым голосом, с покорным выражением лица. – Извините меня! Вы правы, я сама не своя. Давайте забудем этот разговор!

* * *

Два часа спустя Сидони выскользнула из-под огромного желтого атласного одеяла с шерстяной набивкой, накинула халат и взяла свою сумочку. В мягком свете прикроватной лампы девушка вынула из внутреннего кармашка письма Лорика – шесть синих конвертов, перевязанных лентой. Ее интересовало предпоследнее, в котором брат указал свой номер телефона.

Сидони машинально поднесла листок бумаги к губам. Часы на комоде показывали десять вечера, значит, на острове Ванкувер было семь.

«Может, действительно позвонить ему? – спросила себя Сидони. – Телефонный аппарат в прихожей, и, если я буду говорить тихо, никто меня не услышит».

Чувствуя себя так, будто она если и не предает хозяев дома, то, по меньшей мере, совершает предосудительный поступок, девушка на цыпочках спустилась на первый этаж. Она включила одну-единственную лампу на лестнице, и ее света было достаточно, чтобы благополучно дойти до телефонного аппарата, висевшего на стене между вешалкой и зеркалом. Сердце Сидони стучало, как сумасшедшее, пока она набирала номер, снова и снова нашептывая его в тишине, будто припев песни.