– У тебя было две недели счастья… Я помню, недавно ты сама мне это сказала.

Она погладила загорелую руку подруги, словно это могло хоть как-то ее утешить.

– Да, две недели, и ни днем больше!

– Пожалуйста, расскажи, как это было. Если это было убийство, почему твои братья не попали в тюрьму?

– Это был несчастный случай – одно из тех глупых совпадений, которые провоцируют люди еще более глупые. Леон строил для нас хижину на участке, принадлежавшем нашей семье. По правде говоря, Адемару и Фильберу мой муж нравился, но разве могло быть по-другому? Ко мне они не цеплялись, и я продолжала убирать у них в доме и готовить им еду. Но после обеда они прикладывались к бутылке и пили до самого вечера, пока не падали с ног. Еще они много охотились, расставляли ловушки на пушного зверя – им нужны были шкурки и мясо. И, конечно, у каждого из них было свое ружье, которое содержалось в таком порядке и чистоте, что любо-дорого поглядеть! Сколько раз, напившись, братья развлекались, прицеливаясь то в меня, то в Леона… Жасент, мне стоит только закрыть глаза, и я вижу их – своих братьев, нечесаных и бородатых, как они хохочут, скалятся и сквернословят, не боясь ни Бога, ни дьявола! Мне не хочется об этом вспоминать. Но с тех пор, как ты привезла Фильбера в мой дом, прошлое мучит меня. Понимаешь, о чем я?… Это случилось в июне. Помню, небо в тот день было ясное, чистое, луг был усыпан цветами. Фильбер упражнялся в стрельбе из своего треклятого ружья. Я стирала белье, тихонько напевая и с восхищением посматривая на Леона. Он любил меня так же нежно, как и я его… А наши ночи! У них был вкус рая, вкус меда… Я представляла, как мы будем жить дальше – так же радостно и светло. Знала бы ты, как я была счастлива!

От рыданий у Матильды перехватило дыхание, и она махнула рукой, показывая, что не может больше говорить. Жасент с нежностью и сочувствием погладила ее по руке.

– Прости меня, пожалуйста, – сказала она. – Ты страдаешь по моей вине.

– Нет, ты ни в чем не виновата. Это они все у меня отняли… Я до сих пор задаюсь вопросом, как такое могло случиться, почему это случилось. Фильбер потом уверял, что Адемар его толкнул и он споткнулся о камень. А ведь сколько раз я просила его быть поосторожнее с ружьем, не размахивать им во дворе и в доме, когда мы рядом! Его палец был как раз на спусковом крючке. Громыхнул выстрел, и у меня на глазах лицо Леона, это прекрасное, ласковое лицо превратилось в кровавое месиво. Пуля попала ему в лоб. Когда он упал, я закричала, словно зверь, с которого живьем сдирают шкуру. Я не смогла даже поцеловать его – настолько была ошарашена. Что было потом, я помню смутно. Я всё кричала и кричала, слышала возгласы братьев… Они орали, что Леон мертв и что, по их мнению, это вышло случайно – всего лишь проклятое невезение! Представляешь? Мне так хотелось вырвать ружье из рук Фильбера и направить на него, что я убежала оттуда и остановилась только у церкви, которая была в трех милях от нашего дома. Я обо всем рассказала кюре и попросила его пойти и забрать тело моего мужа. Не так давно он нас обвенчал и благословил, пожелал нам долгой и счастливой жизни – а теперь ему предстояло отслужить заупокойную мессу… Моя жизнь кончилась. Я осталась молиться у алтаря. Я была как безумная… Единственное, о чем я думала, – что после похорон наложу на себя руки. Та женщина, что дала мне приют четыре года назад, нашла меня распростертой на каменном полу, перед алтарем. Она подняла меня, и я разрыдалась у нее на плече. И знаешь, что она мне сказала?

Жасент молча помотала головой – слишком страшным, леденящим кровь был рассказ знахарки.

– Она сказала так: «Ты тоже хочешь умереть. Последовать за любимым человеком – что ж, это было бы слишком легко… Идем со мной, мне еще так многому нужно тебя научить! Я сумею успокоить твое горе, и ты будешь жить и спасать людей, исцелять несчастных и больных». Господи, мне тогда было не до ее обещаний. Я была так несчастна! Но что было потом, ты уже догадалась. Я послушалась ее и десять лет прожила в ее доме. Ну вот, ты знаешь мою историю. Теперь мне полегчало, ведь Леон отомщен.

– Отомщен? – пробормотала Жасент. – Матильда, я понимаю, ты ненавидела брата, который посмел над тобой надругаться, когда ты была еще ребенком, но…

– Но что? – резко отозвалась ее собеседница. – Ты сомневаешься в том, что я говорю правду?

– Ну что ты, нет! В свое время, заметив, как Лорик ведет себя с Сидони, я была шокирована… Но сейчас я думаю о другом. Я почти не знаю Фильбера, но все равно он мало похож на человека, которого ты описываешь. У него более правильная речь, чем у Жозюэ Одноглазого, и мне показалось, что он относится к тебе с уважением. Еще он хотел, чтобы ты его лечила – ты и никто другой! И ты сама говоришь, что гибель твоего мужа – это несчастный случай. Ужасная, отвратительная случайность, которая исковеркала тебе жизнь, я это понимаю, но все-таки случайность! И твой брат наверняка укорял себя за это. Его мучила совесть…

Матильда не сразу удостоила ее ответом. Наконец она прошептала со злостью:

– Если бы это не было случайностью, Фильбера не стало бы на следующий день после похорон Леона. А теперь оставь меня! Я всколыхнула свое прошлое, словно осадок в бутылке, и сейчас мне от этого тошно.

– Еще один-единственный вопрос! За эти годы Фильбер наверняка пытался увидеться с тобой и помириться? Он знал, где ты живешь и что ты лечишь людей.

– Да. Он даже научился читать и писать. Чтобы вымолить у меня прощение. Только это ничего не изменило; я раз за разом отказывалась его слушать. Выбрасывала его письма, как только он их приносил. Если бы не ты, я бы не приютила его в своем доме. Зная, что он лежит тут, на диване, я мечтала перерезать ему горло!

Эти слова прозвучали хлестко, как удар хлыста. Матильда закрылась в своем страдании – крепко сжатые губы, пустой взгляд. Жасент встала и пошла к двери. Когда она надевала шарф и шапку, в голове у нее промелькнуло: «Что, если моя бедная подруга немного не в себе? От таких ужасов разум может помутиться у самого сильного человека…» Ей вспомнились странные поступки знахарки, временами необъяснимые перепады ее настроения, мания гадать на картах и ссылаться на мистических духовных проводников.

– Прости меня, – вздохнула Жасент. – Отдохни как следует. О Фильбере не беспокойся. Кюре, конечно же, отслужит по нему заупокойную службу. Я буду на ней присутствовать, ведь Фильбер был моим пациентом.

– Господу известно все, Он нас рассудит… До свидания, моя красавица!

Выйдя за порог, Жасент оказалась на ледяном ветру. Прощальные слова Матильды неприятным эхом отозвались в глубине ее сердца, и без того саднящего после жуткого рассказа, который она только что услышала. И уж точно в этот момент она не чувствовала себя красавицей.

«Искренна ли со мной Матильда? Должна ли я ей верить? Она ведь говорила когда-то, что Анатали умерла и что так даже лучше… Почему? Я почти уверена: знахарка хотела помешать нам найти девочку! Наверное, ненависть всегда жила в душе Матильды – будучи ребенком, она терпела над собой надругательства, а потом эта гибель мужа у нее на глазах…»