Хемалада взялась за дверную ручку и вдруг упала в обморок.

Когда после долгих усилий Чандра привела ее в себя, Хемалада с беспокойством воскликнула:

— Я должна спешить. Адвокат, наверное, уже заждался.

— Не идти же вам пешком в таком состоянии. Я велю шоферу отвезти вас домой.

Чандра под руку довела молодую женщину до машины и, скользнув взглядом по ее располневшей фигуре, сказала:

— Вы должны беречь себя ради ребенка.

— Я знаю, — смутилась Хемалада. — Но легко ли быть спокойной, когда отец ребенка в тюрьме?!

Она через окошко крепко пожала руку Чандры.

— Никогда не забуду вашей доброты!

Когда машина отъехала, Чандра увидела Джаханнадана. Он сообщил ей, что на следующее утро одиннадцатичасовым поездом выезжает в Ажахармалей.

— Что вы там будете делать? — спросила Чандра.

— Работать.

Поднявшись после ужина к себе наверх, Чандра застала мужа за сборами.

— Зачем вам столько вещей? — изумилась она. — Ведь вы едете на два-три дня?

— Нет, Чандра, я еду надолго.

В ее взгляде выразилось недоумение, и он пояснил:

— Пять месяцев все сторонились меня, как зачумленного. «Ну ладно, — думал я, — вот окончится суд, и все раскаются». И что же? Отец по-прежнему отворачивается от меня… Чтобы сохранить хоть какое-то уважение к себе, я должен сам зарабатывать на жизнь. В Ажахармалее есть небольшой цементный завод. Я там никого не знаю из администрации. Я предложил свои услуги и получил ответ: срочно требуется помощник управляющего. Здесь мне в последнее время платили тысячу рупий, а там буду получать сто двадцать. Большего я очевидно, и не заслуживаю.

— Что-то я никогда не слышала об Ажахармалее.

— Ничего удивительного, Чандра. Это маленькая деревушка в горах. Там очень плохо с водой, да и место нездоровое, поэтому народу мало. Образованных людей всего несколько: они работают на цементном заводе.

— Зачем вы туда едете? — встревожилась Чандра. — А вдруг заболеете?

— Успокойся — я же еду один, — сказал Джаханнадан, — а мне теперь плевать: пусть заболею!

— А как же я? — всполошилась Чандра.

— Хочешь — оставайся тут. Хочешь — поезжай к родителям или еще куда-нибудь. У меня есть доля в наследственной собственности нашей семьи. Я переписал ее на твое имя. Денег получишь столько, что на семь рождений хватит.

У Чандры заныло сердце. Неужели муж всерьез думает, будто ей нужны его деньги?

— Отойдите! — властно сказала она. — Вы совсем не умеете складывать вещи.

На следующий день чуть свет Чандра была уже на ногах. Она переделала столько дел, что все только диву давались.

В десять часов Нахараджаййар и его старший сын отправились на работу.

Немного погодя к воротам бунгало подкатила коляска. Камакши Аммаль и Аламелю вышли на улицу, удивленные: Джаханнадан никого не предупредил о своем отъезде. Передав вещи кучеру, Джаханнадан бросился в ноги Камакши Аммаль:

— Прощайте, мама. Больше я сюда не вернусь. Так и передайте отцу.

И он уселся в коляску.

— Не уезжай, сынок, — взмолилась Камакши Аммаль. — Я знаю, ты обижен на отца. Но я-то чем провинилась?

С маленьким чемоданчиком в руках из дому выбежала Чандра. И она пала к ногам Камакши Аммаль.

— Я тоже уезжаю, мама!

— Опомнитесь, дети! — в отчаянии взывала Камакши Аммаль. — Хоть бы ты, Чандра, вразумила своего мужа! — вцепилась она в невестку.

Чандре было понятно горе свекрови, но она тихо сказала:

— Пустите меня, мама. Мое место — рядом с мужем.

— Ты едешь со мной, Чандра?

— А вы хотели бросить меня одну?

Джаханнадан молча подал ей руку и помог подняться в коляску.

Нарушил молчание он лишь после того, как они подъехали к вокзалу:

— Чандра! Я теперь беден и могу ездить лишь в третьем классе. До нашей станции — двести миль. Выдержишь?

— А я в первом классе никогда и не ездила, — засмеялась Чандра.

В шесть часов утра супруги высадились на полустанке. До Ажахармалея было около шести миль. Повозка, запряженная быком, то натыкалась на камни, то застревала в песке. Сильно трясло.

Джаханнадан вытащил подушку.

— На, подложи, — сказал он Чандре. — А то спина заболит.

Чандра распаковала небольшую корзинку.

— Попробуйте этой майсурской патоки. Не правда ли, вкусно?

«Я дал ей полную свободу, а она едет со мной. Почему? — недоумевал Джаханнадан. — Повинуется чувству долга? Или боится людского порицания? А может быть…» Закончить последнее предположение у него не хватило смелости.

Среди крытых маисовыми и пальмовыми листьями хижин разбросаны десять-пятнадцать домиков с черепичными крышами — в них живет администрация цементного завода.

Со всех сторон, насколько достает взгляд, тянутся плантации сахарного тростника и маисовые поля.

Дожди в горах — большая редкость: мать-природа обделила здешние края своей милостью. Но чудится, будто высокий маис, сгибаясь под тяжестью початков, смеется над скупостью природы.

«О, Мать! — шепчет он, покачиваясь на ветру. — Ты бываешь порою очень жестока! Но твоей жестокости не сломить людей — их трудолюбие вершит чудеса!»

Во дворе одного из домиков с черепичной крышей Чандра поливала цветы. Когда они с Джаханнаданом приехали сюда, двор был завален мусором, но Чандра расчистила его и превратила в цветущий сад. Каждый цветок она выращивала, словно ребенка: это занятие очень увлекало ее.

Поливая цветы, Чандра размышляла о своей жизни в Адахармалее и дивилась: как быстро летит время!

Кажется, только вчера приехала сюда, а ведь уже прошло два месяца.

Вставала она рано утром и готовила завтрак. В десять Джаханнадан уходил на работу. Возвращался он в час — на обед. После его ухода Чандра садилась за книгу. Рабочий день кончался в пять. Чандра поила мужа чаем, и они шли к горному роднику, болтая, словно добрые друзья. Идти было не очень далеко, но и не близко: около мили… За водой в деревне женщины ходят одни, поэтому первые дни все удивленно пялили на них глаза. Потом привыкли.

Жалованье Джаханнадан получал небольшое, но жили они даже лучше, чем прежде. Чистенький светлый домик. Веселая, приветливая жена. Вкусный обед. Что еще надо человеку на этом свете?

Ей, во всяком случае, для полноты счастья недоставало одного — любви мужа. Джаханнадан словно не замечает ее преданности, а ведь она лишь для него и живет. Не надо ей ни денег, ни положения — ей нужна только его любовь. Почему же он держится, как чужой? Неужели не догадывается о ее чувствах?