чем-то другом. Несмотря на развод, они регулярно встречались, чтобы обсудить, как сильно их подвел Раньери и что можно было бы сделать, чтобы заставить его подчиниться. Этот дом был его любимым местом на всем белом свете, но время в нем он проводил очень лимитировано, потому что в этой долине за ним всегда наблюдали шпионы, которые могли сдать его местоположение. Стоит сказать, что Раньери уже выработал иммунитет к поведению своих родителей.

Но сегодня Анника стала участницей этой старой истории. Его Анника. Такая хорошенькая, милая и принадлежащая ему полностью. И ей здесь было явно не место. С его родителями, которые могли бы только испортить ее. В этом не было сомнений.

И все же он понимал, что произошло прошлой ночью. Что он чуть не произнес этим утром. Анника заставляла чувствовать его иначе. Из-за нее он понял, что в нем самом есть что-то большее, чем просто упорство его отца и жалобы его матери. Из всех девушек, с которыми когда-либо был, Анника была лучшей. Она не просила ни о чем и ничего не требовала.

Неудивительно, что Анника стала той, кого он так страстно желал. Единственная, без которой он теперь не сможет обойтись. Стоя в своем кабинете и услышав, как его родители начали ссориться, Раньери все осознал. Анника сидела между ними с безмятежным видом, и не было ни одной причины, по которой Раньери должен был соблюдать хоть одно условие завещания ее отца. Возможно, не стоило ввязываться в эту авантюру с самого начала, но именно это он и сделал. «Шулер корпорейшн» ему была не нужна. Но Раньери очень боялся, что эта компания может ему пригодиться. И подобное признание именно сейчас было очень кстати. И не важно, что от подобного осознания ему стало не по себе.

— Ты всегда так поступаешь, — пронзительно говорила его мать отцу. — Ты всегда пытаешься отодвинуть меня в сторону. На этот раз я тебе этого не позволю.

— Я ничего тебе не должен, женщина, — возразил Джузеппе, фыркнув от смеха. — Ты испила меня сполна.

Он вспомнил разговоры с Анникой, а теперь мог знать тему их беседы. Очевидно, именно из-за этой неловкой демонстрации Раньери придал такое значение хорошему воспитанию, хорошим манерам, проявлениям вежливости. Ровно как и подходящему наряду.

У каждого человека есть что-то, что может вывести его из себя, и здесь произошло именно это. Они застряли в этом болоте обвинений, угроз, оскорблений и гнева. В его детстве ситуация была такая же.

— Раньери, — сурово обратился к нему отец. — Ты должен уделить мне несколько минут своего внимания. Или ты считаешь, что сейчас не время для дел?

— Раньери! — завопила его мать, не желая отставать. — Что же с тобой не так?! Неужели ты ненавидишь меня настолько сильно, что сначала не приглашаешь меня на свою свадьбу, а затем игнорируешь в твоем собственном доме?!

И тут он ощутил нечто странное. Возможно, это был переломный момент. Что бы это ни было, но чувство было не из приятных. Напротив него сидела Анника, которая словно смогла прочитать его мысли и прекрасно поняла, что происходит. Девушка была единственная, кто могла прочитать его, и никому больше это не удавалось. Она встала, улыбнулась его родителям по очереди.

— Так замечательно, что вы смогли приехать, чтобы наверстать упущенное, — с нежностью в голосе произнесла Анника. — Я приготовлю легкий перекус, чтобы мы все могли собраться и насладиться обществом друг друга. — Она обратилась к Джузеппе: — Почему бы вам не остаться здесь и не поговорить с Раньери. Время самое подходящее. — Затем она ободряюще улыбнулась Паоле: — Мне вовсе не стыдно признаться, что я несколько смущена нашей встречей. Может, вы могли бы последовать за мной и помочь?

Его мать переводила взгляд с одного на другого, словно пыталась решить, стоит ли затевать очередную истерику или нет. Но чувство ее собственного великолепия победило, как это обычно и бывало. Уж больно сильно ей нравилось всех поучать и рассказывать другим, что те поступают неправильно, а здесь создавалась самая подходящая ситуация.

Раньери хотел притянуть к себе Аннику, он желал вновь поцеловать ее в губы и раствориться в ней полностью, но вместо этого ощутил щемящее чувство в груди, поскольку подобные поцелуи были сейчас недопустимы. А причиной тому было присутствие его родителей в его доме. Вместо этого ему пришлось довольствоваться улыбкой, когда Анника уводила за собой Паолу.

Раньери наблюдал за тем, как Анника уходит от него, и выглядела она абсолютно спокойно, как будто времяпрепровождение с ехидной женщиной могло доставить ей удовольствие. А ведь у его матери толком не было друзей и подруг, а точнее, ни одного. Если бы он не видел фотографии своей матери в молодости, когда она была безумно красива, то можно было с легкостью предположить, что женщина обманом женила на себе его отца. Но на самом деле дела обстояли еще хуже. Они были без ума друг от друга, но затем вся их страсть превратилась в ненависть. Для Раньери их отношения послужили уроком.

Когда за ними закрылась дверь, его отец толкнул свою нелепую речь, но все, о чем мог думать Раньери, — это лишь об Аннике. Поскольку он понял, что выбора у него не было, нужно было положить всему конец, ведь все зашло слишком далеко.

Позже тем же вечером он ожидал ее в маленькой светлой гостиной рядом с их спальней, которую считал своим убежищем еще с детства, да и весь этот коттедж считал таковым. Самой главной всегда считалась его бабушка. Пожилая женщина любила сидеть здесь, ловя дневной свет и занимаясь рукоделием, а Раньери приходил к ней, когда был еще маленьким, ложился на полу рядом или притворялся, что читает книгу.

«Хотел бы я жить тут вечно», — не раз говорил он. Но бабушка всегда отвечала одно и то же:

— Дом там, где ты сам его создашь. Но иногда нас тянет к родным местам, потому что они позволяют найти себе укрытие и спокойствие. — Женщина смотрела на него своими карими глазами, полными мудрости. — Но мы — Фурланы, ты и я, хорошо это или плохо. Как бы нам ни хотелось спрятаться, мы прекрасно осознаем, что нам в этом не преуспеть.

Раньери запомнил ее слова на всю свою жизнь. Это был его ориентир. Ему не удастся спрятаться, и все трудности он привык встречать лицом к лицу.

Или так оно было до встречи с Анникой.

Так что винить кого-то другого нет смысла, если только самого себя. Возможно, он немного остыл,