Так они танцевали, зажигая всех собравшихся своей неуемной энергией. Затем музыка изменилась, сделалась нежной и чарующевлекущей.

К танцующим присоединились певцы. В хоре были не только женщины, но и мужчины.

Мелодия казалась волшебной, голоса сливались в единстве не только с музыкой скрипок и лютни, но и с теплом костра, со светом звезд и темной синевой неба над головой.

Лунный свет объединял все происходящее на земле, накидывая и на дворец, и на людей вокруг костра серебряную вуаль.

Поначалу пение раздавалось негромко и не слишком уверенно, словно звон небольших серебряных колокольчиков, но понемногу оно, подобно танцу, набирало силу, превращаясь в мощный и призывный поток голосов.

Алдрина ощущала, как звуки увлекают ее за собой: она забыла о своем земном существовании, сердце вылетело из груди и воспарило в ночном воздухе.

Все выше и выше взлетала мелодия песни, и все стремительнее кружились в танце цыганки.

Движения танцовщиц воплощали в себе всю полноту жизни: они точно отражали и мелодический рисунок скрипок, и накал страстей, который несла в себе музыка.

Наконец звучание инструментов достигло таких высот, что танцующим уже не хватало места на земле. Они рвались в воздух. Именно в этот момент и начались знаменитые прыжки через костер. Музыка словно несла людей на своих крыльях, так легко и грациозно они летали над яркими языками пламени.

Душа Алдрины переполнилась. Краски и ритм мощного потока музыки захлестнули ее настолько, что она с трудом выдерживала их наплыв. Казалось, от напряжения сердце разорвется на части.

Музыканты словно почувствовали предел человеческих эмоций и внезапно заиграли совсем по-другому: неистовство, энергия и вызов сменились нежностью, лаской и сочувствием. Казалось, будто после дождя, грозы и бури природа успокоилась, и на небе встала нежная семицветная радуга.

Алдрина затаила дыхание. И тут, неожиданно для самой себя, она обнаружила, что крепко держится за руку Джуро.

Да и сам Джуро смотрел вовсе не на танцующих и поющих цыган, а на свою увлеченную и забывшую обо всем на свете спутницу.

Девушка глубоко вздохнула, словно все это долгое время и не дышала вовсе. Потом, слегка вздрогнув, словно сбрасывая напряжение, вынула свою руку из руки Джуро.

— Я так и знал, что на вас это произведет столь сильное впечатление, — странным, глухим от волнения голосом произнес он.

— Но это же невозможно! Невозможно воспарить духом так высоко! — горячо воскликнула она.

Музыка смолкла. Танцовщицы остановились, подняв руки к звездам.

Совершенное молчание воцарилось вокруг — и среди людей, и в природе, — и эта тишина казалась всем продолжением музыки, улетающей в небеса.

Постепенно гул разговоров ожил. Алдрина тоже начала понемногу возвращаться к действительности и вскоре заметила, что совсем неподалеку от них расположилась слишком шумная группа людей, разговаривающих и смеющихся так, словно они чрезмерно разгорячились от выпитого вина.

Как раз в этот момент от пьяной компании отделились двое мужчин в богатых нарядах и направились к гостям.

Подойдя вплотную, они обратились к Джуро на непонятном Алдрине языке. Ей очень хотелось знать, что они говорят ему.

Со стороны казалось, что он упорно отказывается сделать что-то, чего они требуют. Но мужчины настаивали. Повернувшись к Алдрине, Джуро пояснил:

— Эти люди явились по приказу принца страны Ксанте Терома. Он послал за нами, чтобы они привели нас к нему. Боюсь, что нам придется повиноваться.

Алдрина не на шутку испугалась.

Она прекрасно помнила все, о чем шептались во дворце, передавая друг другу рассказы о похождениях принца.

Джуро направился вслед за посыльными и скоро понял, что и сам принц находится здесь же — он был среди шумной подвыпившей группы, толпившейся на террасе.

Сопровождающие в богатых ливреях шли по обе стороны от Джуро и Алдрины, и молодым людям не оставалось ничего, кроме как приблизиться к компании, в которой при ближайшем рассмотрении оказалось не меньше двадцати человек.

Все они окружили главного, сидящего в дорогом, очень красивом кресле, скорее напоминающем трон.

Нервничая, Алдрина снова невольно взяла Джуро за руку.

Его пальцы с готовностью сжали ее, и девушка ощутила их силу и теплую энергию.

«Он обязательно защитит меня, — подумала она, успокаиваясь. — С нами не может случиться ничего плохого».

Но, говоря себе эти слова, она совсем не представляла, от кого и от чего именно ему предстоит ее защищать.

Идти пришлось недолго: всего лишь через пару минут Алдрина и Джуро оказались возле человека на троне. Это и был сам принц Тером. А рядом с ним — по правую и по левую руку — сидели две слишком откровенно накрашенные и чересчур сверкающие и звенящие украшениями женщины.

Стоящие вокруг мужчины вели себя невероятно развязно, создавая шум и суету.

Одного лишь взгляда на них оказалось достаточно, чтобы развеять все сомнения относительно количества выпитых ими крепких напитков.

Сам принц развалился в кресле, словно пребывая в состоянии абсолютного и ничем не нарушаемого блаженства.

Едва взглянув на этого человека, Алдрина сразу поняла, что рассказы о нем, которые ей довелось слышать, вовсе не были преувеличением.

Он, без сомнения, вел самую развратную жизнь: под глазами набрякли мешки, заросшее недельной щетиной лицо потеряло форму, а мутный взгляд заплывших глаз красноречиво выдавал все зло и многочисленные пороки, гнездившиеся в его душе.

Несмотря на растерянность, девушка твердо помнила, что должна вести себя, как настоящая цыганка, поэтому постаралась присесть перед принцем в поклоне как можно ниже. Джуро тоже поклонился в пояс.

Едва Алдрина поднялась, принц заявил, обращаясь к Джуро:

— Какую прелестную цыганочку ты привел, парень! Сколько за нее просишь?

Тером говорил по-гречески, и Алдрина без труда поняла все его слова.

В то же самое время она не могла поверить, что он сказал именно это. Такого просто не может быть! Она наверняка что-то не так расслышала.

Джуро вновь слегка поклонился.

— Ваше королевское высочество изволят льстить моему самолюбию, — спокойно и тоже по-гречески заговорил он, — поскольку я принимаю эти слова как комплимент. Однако эта женщина не продается!

— Глупости! — резко бросил принц. — Каждая женщина имеет свою цену, а за такую изысканную безделушку я заплачу тебе хорошие деньги!

Стоило принцу произнести это, как его приспешники разразились взрывом хохота. А один-два голоса из окружения сипло произнесли:

— Заставь его платить! Он вполне может себе это позволить. Пусть платит за то, чего так желает!