ответ королевы, вовсе не стало осаждать Офен, а послало новых уполномоченных, которые снова начали переговоры в гораздо более мирном тоне. Король ответил, что согласен назначить проверку денежных средств и деятельности Черенцеса, но не может удалить иностранных послов.

В эту минуту в кабинет Людовика вошла Мария и резко, с насмешкой проговорила:

— Кто создал такое тяжёлое положение? Само дворянство! Оно не желает платить налоги и выступать на защиту отечества. Венгрия могла бы защищаться сама, а вы, дворяне, довели её до того, что мы не можем обойтись без посторонней помощи.

Депутация молчала, не зная, что ответить.

События следовали так быстро одно за другим, что король не мог оставить замок, и по его просьбе Ирма по потайному ходу, ведущему из церкви в его комнаты, стала приходить к нему.

Она была как раз у короля, когда явилась новая депутация от дворянства и в угрожающем тоне потребовала, чтобы король на следующий день появился без сопровождения магнатов в Ракоше.

Людовик сказал, что сейчас же даст ответ, а так как королева выехала в Пешт, то он пошёл советоваться к Ирме.

Через несколько минут Людовик вышел к депутации и изъявил своё согласие явиться в Ракош.

Когда Мария переезжала через мост, ведущий в Офен, к ней пробрался старый нищий, сунул ей в руку записку и исчез в толпе. В записке было сказано, что король находится всецело под влиянием Ирмы, которая действует заодно с Заполией и сообщает ему обо всём, что происходит в замке, что она склонила короля согласиться на требование депутации появиться завтра в Ракоше, где ему грозит большая опасность.

Мария прочла записку и поспешила в замок. Рассерженная, с пылающим лицом, она вошла к королю и воскликнула:

— Ты согласился на требование депутации появиться завтра в Ракоше и, конечно, должен сдержать своё слово. Но знаешь ли ты, что ты обещал?

Король молчал.

— Ты обещал отдаться дворянам со связанными руками; ты можешь спастись, только погубив отечество.

— Успокойся, — гордо проговорил король, — я знаю, что делаю. Кажется, я — пока ещё король!

Мария молча подала ему записку, полученную на мосту. Людовик прочёл её и побледнел.

— Я знаю демона, внушившего тебе подобное решение, — угрожающе проговорила Мария, — я не трогала эту женщину, пока она становилась между мужем и женой, но горе ей, если она встанет между королём и королевой! Ты погибнешь, и никто не спасёт тебя! Ты должен появиться завтра в Ракоше и оказать твёрдое противодействие дворянству, остальное — моё дело. Если же ты посрамишь завтра своё достоинство, тогда я откажусь от тебя и возьму скипетр в свои руки, а ты будешь только Людовиком Ягеллоном, пленником дворян!

На следующий день дворянство в полном составе собралось на историческом поле Ракоша. Около полудня появился король. Дворянство приняло его очень почтительно. Вербочи выступил первым и в длинной речи спросил короля, кто виноват в том, что требования последнего сейма не были выполнены.

Дворяне, бряцая оружием и проклиная королевских советников, повторили этот вопрос.

Король, заикаясь, смущённо проговорил, что это — не его вина. Тогда дворяне закричали:

— Долой советников, которые скрывают от короля истину!.. Долой Чалкана, долой Батория! В башню жида!

Когда волнение немного улеглось, Вербочи снова продолжал свою речь, прочёл выработанные четыре пункта и просил короля утвердить их.

Людовик возразил, что даст ответ на следующий день.

Поднялся страшный шум. Многие вытащили сабли, послышались возгласы:

— Утвердить, утвердить!

— Завтра! — воскликнул король.

— Сейчас! — кричали дворяне.

Лоссончи положил перед королём документ с пунктами, а Матвей Перен приставил саблю к его груди.

В этот момент раздался чей-то крик:

— Королева идёт со своим полком!

Ряды дворян разомкнулись; пользуясь смятением, Матвей Перен хотел столкнуть короля, но в эту минуту подоспел Цетрик и ударом кулака по голове сшиб Матвея с ног. Охранная стража окружила короля, Цетрик посадил его на лошадь, и он ускакал, прежде чем дворяне пришли в себя.

Королева и Эрзабет встретили Людовика у ворот замка. Цетрик рассказал обо всём случившемся. Эрзабет побледнела и прислонилась к столу. Когда Мария и король ушли в замок, Цетрик подошёл к молодой девушке и, взяв её за руку, произнёс:

— Можете ли вы простить мне, что я ранил, а может быть, и убил вашего брата?

— О, — воскликнула Эрзабет, — я от души прощаю вас; ведь это было сделано ради короля и отечества. Вы рисковали своей жизнью... которая так дорога для меня, — добавила она, покраснев.

— Для вас, Эрзабет! — воскликнул Цетрик, целуя руки молодой девушки.

— Эрзабет! — позвала королева, и она поспешила на зов.

Дворянство тщетно ожидало ответа короля, он больше не появился. Тогда оно собралось у Ракоша и постановило: 1) отнять десятину у духовенства и употребить её на защиту границ; 2) собраться на Иванов день в Гатване, где выработать средства для спасения отечества.

В самый разгар переговоров появился Матвей Перен с забинтованной головой, держа в руках большую куклу в костюме венгерского воина. Людовик велел сделать её для маленького сына польского короля, Ирма же потихоньку унесла её из комнаты короля и дала своему сыну.

— Посмотрите, на что тратятся деньги государства! — воскликнул Матвей. — Какими игрушками король собирается защищать отечество!

Дворяне с громкими криками, насмешками и ругательствами последовали за Матвеем и в конце концов повесили куклу на дереве[5].

В тот же вечер Мария получила записку от своего таинственного друга, в которой он снова просил свидания. В назначенный час она отправилась на вал и по условленному знаку сбросила лестницу. Таинственный незнакомец сообщил королеве, что дворянство разойдётся, не ассигновав денег, если все его требования будут отклонены, и посоветовал утвердить некоторые требования, а также удалить Черенцеса, так как дворяне страшно озлоблены против него.

Мария поблагодарила его, и он удалился так же быстро, как и пришёл.

На другой день явилась новая депутация, требовавшая ответа на последние два постановления. Король сообщил, что приказал арестовать министра финансов и что даст ответ на постановления на следующий день.

Королева поручила Гавриилу Перену арестовать Черенцеса и передать ему, что это делается ради успокоения дворян и что ему не грозит никакой опасности. Тем не менее это известие произвело на министра финансов удручающее впечатление; он плакал, как ребёнок, утверждал, что не виноват, и умолял Гавриила похлопотать за него при дворе.

Гавриил, доставив Черенцеса в башню, поспешил к Иоле. Её