пылкая фантазия также рисовала ей всё в самом ужасном свете, и только когда Перен обещал ей окружить отца в тюрьме всеми удобствами, к которым он привык дома, она немного успокоилась.

Черенцес приободрился, когда увидел свою мягкую постель и облёкся в свой любимый халат и тёплые туфли.

Когда Гавриил вечером навестил старика вместе с Иолой, то нашёл его в отличном настроении.

Арест еврея умиротворил некоторых дворян, но другая часть, ободрённая успехом, стала требовать утверждения всех выработанных пунктов. Король дал отрицательный ответ, и дворяне в тот же день разошлись, не ассигновав ни гроша.

Государственный совет был так ошеломлён этим, что на первом же заседании разразился сильный скандал. Франджипани обвинял во всём Чалкана; тот рассердился, вскочил и схватил графа за бороду; граф ударил архиепископа по лицу.

В этот момент в зал вошёл король, и шум прекратился.

Королева следовала за Людовиком и заявила магнатам, что утверждением постановления сейма можно было вызвать большое несчастье и что она согласна скорее заложить последнее, чем подчиниться.

Архиепископ пожаловался на Франджипани. Мария выслушала их обоих и свидетелей и приказала посадить графа на несколько дней в башню. Выйдя из-под ареста, гордый граф оставил двор и поступил на службу к австрийскому герцогу Фердинанду[6].

XV

Misera plebs

Сцена в Ракоше произвела на Людовика сильное впечатление. Он решил было порвать с Ирмой, но в последний момент у него не хватило силы воли. Он знал, что она предаёт его, но её поцелуи каждый вечер горели на его губах, её ласки приводили его в какой-то жуткий восторг: его страсть к ней усиливалась от сознания опасности, которой он подвергается.

Заполия торжествовал: дворянство и король были озлоблены друг против друга, его усилия наконец были вознаграждены, и он рассчитывал, что после съезда в Гатване судьба государства перейдёт в его руки.

Воевода уже собирался вернуться в Трансильванию, но Ирма назначила ему свидание в корчме, где они всегда встречались в последнее время, так как пребывание самого Перена в Офене делало их встречи в доме Ирмы невозможными.

Заполия явился в назначенное время в корчму и нашёл там Ирму, Вербочи и Лоссончи.

— Что нового? — весело спросил он.

— Я могу доставить тебе нового союзника, — сказала Ирма.

— Кого же?

— Чалкана.

— Не может быть! — воскликнули все присутствующие.

Ирма подала знак хозяину, он выбежал и через несколько минут ввёл архиепископа, который прицепил фальшивую бороду и закутался в широкий плащ, чтобы не быть узнанным.

Воевода предложил ему сесть за большой дубовый стол. Начались переговоры.

Чалкан был согласен примкнуть к партии воеводы и поддерживать все его планы с условием, что ему будет обеспечено соответствующее его сану положение. Они скоро сговорились на этот счёт, однако при обсуждении способа исполнения планов партии между воеводой и Чалканом возникло разногласие. Архиепископ был решительно против насилия, Заполия же гордо указал на своего союзника, короля Франции.

— Напрасно вы рассчитываете на него, — ответил Чалкан, — король Франциск потерпел поражение при Павии[7] и разбит наголову. Десять тысяч французов пали в сражении, сам король находится в плену у Карла V. Мой план более мирный, но верный. По-моему, следует оградить короля от влияния супруги и Батория. Надо склонить его появиться на собрании в Гатване, и я беру это на себя. Я буду по-прежнему вашим противником на людях, — так выгоднее для интересов партии. В качестве духовника короля я имею на него большое влияние. Если вы, прелестная женщина, поможете мне, — добавил архиепископ, обращаясь к Ирме, — то мы, без сомнения, приведём короля в Гатван.

Ирма, улыбаясь, кивнула головой.

— Труднее всего, — продолжал Чалкан, — завлечь в наши сети королеву. Она умна, смела и решительна. Силой мы тут ничего не добьёмся, придётся употребить хитрость. Если дворянство сделает вид, что готово на уступки ради спасения государства, то Мария с радостью ухватится за протянутую ей руку. Если же станет доверять дворянской партии, то не только пошлёт короля в Гатван, но и сама явится вместе с ним. В Гатване мы захватим королеву и заставим короля принять все требования дворянства, отставить всех советников и сослать Марию в один из замков. Тогда Ирма Перен будет управлять королём, Заполия — государством, и ни одной капли крови не прольётся.

— Это прекрасный план! — воскликнула Ирма.

— Хорошо, — ответил Заполия, — я согласен. Мои люди вооружены, так что мы в любую минуту сможем прибегнуть к оружию.

Несколько дней спустя Заполия, Ирма и Вербочи сошлись в одном из замков Чалкана. План архиепископа был разработан во всех подробностях и каждому назначена своя задача и роль.

Королева Мария долгое время не получала никаких сведений от своего таинственного друга, но наконец пришло письмо, в котором ей снова назначалось свидание.

Королева опять отправилась в назначенное время на вал. Незнакомец не мог ей дать на этот раз никаких точных указаний; он только предостерёг её против Заполии и заметил, что воевода, очевидно, отказался от открытой борьбы и стал действовать подпольными путями. Таинственный друг заклинал королеву быть как можно осторожнее и не отклоняться от намеченного пути; он так волновался, что забыл изменить голос, что делал постоянно.

— Боже мой! — воскликнула королева. — Кто вы? Какой знакомый голос!

Незнакомец спохватился и поспешил к стене.

Мария схватила его за руку.

— Ради Бога, скажите, кто вы?

— Ни за что, — ответил он изменённым голосом и исчез за стеной.

Мария ещё долго стояла на валу, растерянно осматриваясь кругом, но наконец овладела собой и пошла назад в замок.

Так как дворянство не поступалось ни на йоту своими требованиями, то Мария решила выпустить Черенцеса и послала Гавриила Перена известить его об этом.

Перен поспешил с Иолой в башню. Старик Черенцес с восторгом принял известие о своём освобождении и решил задать по этому поводу грандиозное празднество. Гавриил также получил приглашение и, конечно, поспешил воспользоваться им.

Он нашёл дом Черенцеса окружённым густой толпой любопытных, которые глазели на иллюминацию и на приезжавших гостей.

Известие об освобождении министра финансов сильно взволновало магнатов и дворян из партии Заполии. Банкет, заданный Черенцесом, и громкие крики гостей ещё увеличили их досаду; гайдуки и гусары смешались с народом, столпившимся около дома Черенцеса, и стали возбуждать его.

Купец Стефан Лабат только что собирался произнести тост и поздравить хозяина с освобождением, как снаружи