татуировки.

Я моргнула, и на миг все заслонила картина: Клинки сражаются плечом к плечу с богатырями-вишраи – тень и свет, небо и камень. Даже в воображении образ был так прекрасен, что у меня встопорщились волоски на руках.

Я перевела взгляд на отца – видит ли он красоту предстоящего. Если и видел, он ничем того не показал.

– Вы уже выбрали, кто из вишраи пойдет в разведку?

– Аяка возглавит подготовку объединенного войска, – сказала Шадия, – а Ишка будет моим представителем в разведке. Конечно, вы можете назначить ему в равноправные напарники любого, кого сочтете нужным. Это можно обдумать, когда…

– Нет нужды откладывать, – гладко вставил отец. – Клеин, мой главный стратег, вместе с командующей Аякой будет собирать войско. А моя дочь Эф из Клинков сидни представит Дом Обсидиана в разведывательной партии.

Я чуть не захлебнулась воздухом. Из всего сказанного я толком расслышала только свое имя.

Вишраи кивали, в отличие от меня не видя в происходящем ничего примечательного. А вот сидни напряглись. Я чувствовала, как множество пар глаз недоуменно всматриваются в меня. Никто ни слова не сказал, но я словно слышала их общую мысль: «Почему?»

Взгляд Клеина говорил мне, что он видит в решении отца страшную ошибку. Взгляд Сиобан сверлил мне висок. Но я смотрела на отца. На отца, не питавшего ко мне ни любви, ни уважения. На отца, у которого были десятки Клинков куда искусней меня.

На отца, который вопреки всему выбрал меня.

– Я тоже пойду.

Новый голос заставил меня очнуться. Взгляд метнулся на дальний конец стола, где сидел Кадуан.

– В разведку, – пояснил он, словно ответившее ему молчание объяснялось непониманием.

Он, как всегда, прискорбно ошибался.

Первой отозвалась Шадия:

– Возможно, столь опасное задание было бы лучше поручить солдатам. Ты, как король, можешь оказаться нужнее здесь.

– Народ Камня насчитывает теперь чуть больше десятка, и никому из них я не нужен, – ответил Кадуан. – Уверять, будто я нужен им здесь, стоящим без дела вроде… фигуры на игральной доске, – значит оскорбить их и меня.

Шадия выгнула бровь. Ишка три раза подряд моргнул – и ничем больше не выдал изумления.

Мне трудно было сдержать неуместный смешок. Я не могла понять Кадуана. Я убить была бы готова за уважение, какое усердно выказывали ему все и каждый, а он раз за разом отбрасывал его прочь.

– Мне это представляется неразумным, – сказал мой отец.

– Не соглашусь. – Взгляд, которым Кадуан обвел сидящих, стал вдруг острее бритвы. – Позвольте напомнить. Я видел гибель своего Дома. Видел, как убивали моих родных. Я видел, как горит мой мир. И не готов забиться в здешние тоннели в ожидании, когда кто-то принесет мне решения. Я хочу знать причину и, найдя тех, кто этому виной, услышать ответ из их собственных уст.

Слова звучали тихо, но повисали в воздухе.

– Не нам ему возражать, – сказала я, не заметив, что говорю вслух.

– Действительно. – Шадия бросила на Кадуана любопытный взгляд – он не ответил. – Не наше. Итак, в разведку идет король Кадуан.

Совет сменился пиршеством. Я немного оправилась от удара, но соображала еще смутно, и несколько кружек по-праздничному крепких напитков, выхлебанных за обедом, меня не успокоили. Я нырнула в музыку, в танец посреди зала. А когда увидела наконец, как отец, поднявшись, понемногу продвигается к выходу, – когда я увидела его в тихом коридоре, вглядывающимся в каменные тени тоннелей Удела, – то погналась за ним, чтобы тут же, застеснявшись, остановиться в нескольких шагах.

У меня уже нашлись причины усомниться в собственных словах – слишком часто я говорила сгоряча, не подумав. Я стояла и молчала.

– Что тебе, Эф?

Он не обернулся. Смотрел вглубь коридора, такую темную, что казалась черной стеной.

– Куда ты смотришь?

– На Удел. Иногда, когда мир кажется опасным и ненадежным, я просто… смотрю.

Он прижал ладонь к каменной стене. При этом незначительном, таком знакомом движении что-то во мне встрепенулось. «И я так же!» – вскричала ребяческая часть моего существа, словно цепляясь за ниточку сходства.

Я прочистила горло:

– Служить Уделу – большая честь. Великая честь. Спасибо тебе.

Отец оглянулся на меня, – клянусь, в его глазах мелькнула искорка жалости.

– Что бы ты ни думала, Эф, я действительно вижу в тебе… большие способности. – Его внимательный взгляд упал на мою протянутую руку, на лес темных крестов на предплечье. – Просто ты не умеешь ими воспользоваться.

– А разве могло быть иначе? – тихо ответила я. – Ты можешь себе представить, что могло быть иначе?

Я вся сжалась, едва он открыл рот. Опять задала вопрос, которого задавать не следовало, и знала, что от ответа будет больно.

– Бесполезно грезить несуществующим.

– А все-таки я твоя дочь. – Я сдвинула рукав на правой руке, покрытой не крестами, а чернилами и выпуклыми шрамами, рассказывающими историю моих предков. – Твоя история у меня на коже, как и в крови.

– Если бы кровь несла в себе лишь историю предков…

Я вздрогнула. Вот оно. Я знала, что услышу, но каждый раз ответ причинял боль.

Только потому, что был и оставался правдой.

Отец повернулся ко мне. Лицо его было непривычным, выражало что-то непонятное, но много более глубокое, чем обычное для него холодное равнодушие. Не знай я правды, могла бы принять это за теплые чувства. Или… за сожаление.

– Мне действительно хотелось бы, чтобы все обстояло по-другому, – сказал он. – Но ты замарана богами. Ты знаешь, почему тебе невозможно быть тиирной…

– Не хочу я быть тиирной, – прошептала я. – Я хочу быть тебе дочерью.

Отец отвел глаза, будто мои слова задели что-то очень личное, и я сразу пожалела о сказанном. А когда он снова заговорил, голос был размеренным и чужим, так что я возненавидела свою искренность, оборвавшую ту мимолетную связь.

– Эф, мы стоим на развилке. На перекрестке, от которого расходится много залитых кровью дорог. Тебе поручено важное дело, его исход решит, ведет ли к крови наша дорога. Я не доверяю этому вишраи. Наблюдай за ним. А кроме того, ищи правду. Сидни на тебя полагаются. – Помолчав, он добавил: – Я на тебя полагаюсь.

Помимо воли, я упивалась последними словами. Я не надеялась их услышать.

Он придержал меня за плечо:

– Покажи мне, чем ты можешь стать, дочь моя.

Может быть, виной тому было выпитое. Или волнения прожитого дня. Или тепло его руки на моем плече – знакомое и почти забытое прикосновение. Только мне пришлось проглотить слезы.

– Да, – выдавила я. – Я покажу. Покажу.

Глава 14

Тисаана

– Яприказал тебе другое, – сказал Зерит.

Он