Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А Аврора что? – осторожно поинтересовался Лис, будто прочёл мысли друга.
Лицо Глеба перекосилось, точно от зубной боли.
– А-а, – протянул Лис, – ясно.
Он помолчал, затем добавил:
– Ребята сказали, она в столицу перебирается. В литературный институт. А ещё говорят, что замуж выходит. За какого-то книгоиздателя. Так что наплюй.
Шах и мат. Лис, конечно же, думал, что его слова – волшебное средство, помогающее излечиться от любви. А сам незаметно добавил ещё пару увесистых камней на шею друга. Чтобы уж наверняка. У Глеба возникло ощущение, что ему врезали под дых со всей силы и нечем дышать.
Он заперся в квартире. Меньше всего хотелось кого-либо видеть. Смог только позвонить родителям и сообщить, что всё в порядке. Те охотно поверили. Даже мама ничего не заподозрила. Начала рассказывать, что УЗИ показало девочку. И что срок ставят на середину февраля. Глеб выслушал её отстранённо, его мало заботило грядущее пополнение в семье. Джейн и Скарлетт ещё в среду уехали на море, так что были не в курсе. Лис звонил, но Глеб отделывался кратким сообщением, что занят. Он никого не желал видеть. Лежал целыми днями в кровати, лишь изредка вставая до кухни и в туалет.
Накануне пересдачи заявился Лис. Звонил в дверь полчаса, пришлось открыть.
– Ты готов? – Лис с подозрением уставился на неубранную постель.
– Тебе какая печаль? – Глеб был не в настроении.
– Вообще-то, я твой друг, если ты до сих пор не в курсе.
Глеб опустился на диван и сжал голову руками:
– Я ничего не хочу.
Лис испугался:
– Ты что?! Давай вместе. Отберём стихотворение, из старых, над рифмой поработаем. Завтра сделаешь вид, что вошёл в изменённое состояние, попаришь немного. Ну?
Глеб согласно кивнул, чтобы Лис отстал.
Лис развил бурную деятельность. Откопал в записях стих, написанный год назад, в почти классической манере. Кое-где внёс правки и прочитал.
– Сойдёт, – Глеб забрал листок.
– Тогда готовься, – Лис мялся у порога. – Я за тобой зайду.
– Не надо, – ответил Глеб, – не потеряюсь.
На пересдачу заявились все. Вместо Авроры в комиссии был препод с параллельного курса. Неудачники по одному заходили в аудиторию, Глеб не спешил. Лис теребил его вопросами:
– Ну ты как? Успокоился?
– Не суетись, – отмахнулся Глеб, – всё нормально.
Он зашёл в кабинет последним. Вогон Джельц выглядел доброжелательно, да и Стило улыбалась.
– Вы готовы, молодой человек? – спросил председатель.
– Нет, – коротко ответил Глеб, – я не буду сдавать.
В аудитории повисла тишина. Вогон Джельц неуверенно кашлянул:
– Вы уверены? Вы знаете, что вам придётся покинуть школу?
– Уверен. Я не хочу больше писать стихов, отказываюсь.
Снова молчание, а потом заговорили все разом.
– Вы с ума сошли?!
– Вы знаете, что вам будет за это?!
– Тысячи людей мечтают о крыльях, а вы…
В окно билась толстая зелёная муха. Никак не могла сообразить, что рядом открытая форточка. Глеб смотрел на неё и думал, что он – как эта осенняя муха. Только он бьётся, чтобы причинить себе физическую боль и забыть о душевной. Глеб бросил:
– Да, знаю. Мне уже семнадцать, если вы не в курсе. Так что соображаю, что делаю.
Муха, наконец, вылетела, и Глеб перевёл взгляд на комиссию. Все смотрели на него с непонятным выражением: смеси жалости и чего-то ещё, понимание ускользало. И тут Вогон Джельц уронил короткое:
– Дурак!
Глеб расписался под отказом и вышел. Лис бросился к нему:
– Сдал?
– Да, – сказал Глеб. – Пойду домой, отдохну.
На следующее утро за ним явились двое. Глеб знал, что этого следует ждать, но всё равно – было страшно. Лишь мрачная уверенность, что вот она, Аврора, узнает и будет переживать, поддерживала его. Его привезли в больницу, где люди в белых халатах ещё раз спросили, точно ли он решил. Глеб подтвердил. Тогда его отвели в операционную и вкололи наркоз. Очнулся Глеб уже без крыльев. На руках было предписание покинуть школу в течение трёх дней.
Глава 21. Безделица
Вчера весь день шёл дождь, холодный и противный. Сначала думали, что ненадолго, по том оказалось, что с утра и до позднего вечера. Приш и остальные пережидали его в палатке, которую разбили под деревьями в роще. Похолодало, и Мёнгере утеплилась. Хорошо, что догадалась взять шерстяные носки в магазине. Пришу стало интересно: как Мёнгере зимой будет выкручиваться? Хотя… Радуги зимой не бывает. А они обязательно до неё доберутся!
Сперва было весело. Глеб травил анекдоты, рассказывал смешные случаи из жизни. Мёнгере тоже немного оттаяла, поделилась дворцовыми историями. А потом – раз, и все замолчали, словно каждый о чём-то вспомнил, таком, что только для себя, а другим не скажешь. И стало неуютно. И серый день, и дождь, после которого не ждёшь радугу.
Даже Хухэ передалось настроение остальных. Лёг в углу и уткнул мордочку в лапы, так и провёл весь вечер. Приш осторожно погладил фенека: какой же он милый. Вот бы взять его домой в Яблоневую долину, только Мёнгере, наверное, не согласится отдать. Он же с ней пришёл.
К утру дождь всё-таки прекратился, и путники отправились дальше. Бескрайний луг разбавился очертаниями кустов, затем появились редкие деревья. А после обеда, когда тропинка сменилась мощёной дорогой, Приш и остальные вступили в аллею из странных деревьев. Светло-серые стволы причудливо изгибались, ветви тянулись навстречу друг другу, так что вверху кроны деревьев соприкасались, образуя шатёр. Солнечные лучи проникали сквозь листву и окрашивали листья и камни мостовой в празднично-жёлтый цвет. Всё это придавало аллее сказочный вид, так что хотелось не смотреть под ноги, а любоваться чудесной картиной. Поэтому путники и проглядели Хранителя пути, сидевшего на валуне сбоку от дороги.
– Опаздываете, – он достал из кармана часы на цепочке и выразительно постучал по циферблату. – Радуга никого ждать не станет. Скоро сезон дождей закончится, и вы не успеете.
– Нам что, под дождём надо было топать? – вскинулся Глеб.
Хранитель пути усмехнулся:
– А я ведь никого… Заметьте, никого не принуждал. Сами согласились. – Он холодно улыбнулся. – Никто не обещал лёгкого пути. Да, вы не сбежали из дома, вас выгнали. Но ведь заслуженно!
Хранитель пути выставил вперёд указательный палец, поочередно тыча им в каждого из путников.
– Одного за драку. Второго – за то, что отрёкся от крыльев. Третью – за утрату красоты. И лишь четвёртый, – Хранитель перевёл палец на Хухэ, – сам увязался за вами. Но и ему никаких поблажек не будет.
Приш поразился: ничего себе! Выходит, поэт сам отказался? Никто насильно ему крыльев не вырывал? Почему-то Приш думал, что дело именно так обстояло.
– Я дал вам шанс. Между прочим, спас этим кое-кого от верной смерти. И что? Никакой благодарности! Вы пытаетесь обойти препятствия. Не знал, что вы струсите.
Приш хотел возразить, что это не так, но промолчал – вспомнил, как мялся перед пустотой. И если бы был намёк, что она где-то кончается, путники бы не полезли в
