— Чего, граф?

— Вечной души, — пояснил он. — По-моему, это все-таки не от паладинства, а чистейшая магия. Или не чистейшая, что еще хуже.

— Имеете в виду, — переспросил я, — что гореть мне в аду?

— Да, — ответил он. — Вечные муки, знаете ли…

Я подумал, переспросил:

— Вечные? Я как-то думал, что до Страшного суда. Ад — это что-то вроде предварительного заключения. А когда протрубят архангелы, когда Иисус возглавит Страшный суд, он уже и будет определять, кого куда, взвешивая его добрые и недобрые поступки.

Он криво улыбнулся.

— Ну, судя по всему, Страшный суд уже скоро, если летом появится беспощадный Маркус… С другой стороны, думаю, вам и ад не страшен.

— Думаете? — спросил я. — Вообще-то, если собрать все переделки, в которых я побывал…

Он покачал головой.

— Нет, я имею в виду совсем другое.

— Граф?

Он посмотрел на меня в упор смеющимися глазами.

— Вы политик, сэр Ричард. А политики — люди осторожные и предусмотрительные. Думаю, если вы еще не установили доверительные отношения с хозяевами ада, то дело к тому идет…

— Сплюньте, граф, — сказал я сердито. — Меня из паладинов тут же вышибут, а это для меня дорого и свято, как первая любовь!

Он сказал с сочувствием:

— У вас она уже была?

— И не один раз, — сказал я хвастливо. — А вообще-то, если честно, она всякий раз… первая, что ли? Я бывал влюблен не один раз. Страстно и безумно. Надеюсь, это все перегорело, а кто сгорел, того не подожжешь.

— Первая любовь, — сказал он, — требует лишь немного глупости и много любопытства. Обычно она приоткрывает смысл второй… Но вы ловко увильнули от вопроса насчет связей с адом.

Я насторожился, спросил в упор:

— Граф, вы на что-то намекаете конкретное?

— Нет, — ответил он с деланым испугом, — упаси Господи! С вами понамекаешься!

— А не на конкретное?

Он вздохнул.

— Да так… Рыцари, что ездили с вами в полночь на Проклятое Болото, рассказывают, что к вам в столбе адского пламени приходила на свидания дьяволица прямо из самых, так сказать, глубин. Одни говорят, что главная, другие — ее помощница, а когда вы вернулись оттуда, от вас несло серой сильнее, чем от самого дьявола.

Я расхохотался.

— Понятно, мои лорды, ревнуя к славе сэра Растера, стараются и мне что-то придумать эдакое… интересное.

— Придумать? — пробормотал он. — Кстати, тот маленький Растер, ваш сын от великолепной Федды, станет ли наследным вождем племени троллей? Наверное, стоит об этом подумать…

Я дернулся, когда он упомянул Федду, она даже с точки зрения троллей страшновата, но Альбрехт лениво прихлебывает коньяк, смотрит в сторону и просто ведет дружескую и ни к чему не обязывающую великосветскую беседу.

Я сказал нервно:

— Граф, что вы все о деле, о работе, о наших нелегких обязанностях быть людьми на этой планете?.. Вам что, коньяк не нравится?

Он ухватил фужер обеими руками и прижал к груди.

— Нравится, сэр Ричард, нравится!.. Все, молчу как рыба. Даже как две рыбы! О Федде не вспомню больше, хотя я и в тот раз не о Федде, а о маленьком зеленоморденьком Растере… все-таки мы, рыцари, должны в первую очередь защищать детей, потом женщин, а остальных… ну там в конце.

— Граф, — сказал я строго.

Он вздохнул.

— Молчу-молчу. Хотя это могло бы способствовать их консолидации… в ваших интересах. А если еще и объявить его будущим королем троллей… под вашим мудрым вассалителем, естественно, это вообще решило бы ряд важных проблем.

— Граф, — сказал я, — о чем бы мы ни заговорили, вы всегда преподносите что-то неприятное.

— Простите, — сказал он виновато, — но когда вы заговорили про первую возвышенную любовь, я вот так сразу и подумал про Федду… Что, не угадал? Еще раз простите, но насчет той дамы из преисподней я еще не имею достаточно сведений, однако восхищаюсь вашей способностью политика совмещать приятное с полезным и весьма даже нужным.

— Граф, — сказал я настойчиво, — не думаю, что так уж обязательно попаду в ад.

— И я не думаю, — воскликнул он. — Просто вы, как политик, и на той стороне заводите нужные связи… ну, я уверен.

Я посмотрел на него молча тяжелым взглядом. Альбрехт умен и проницателен, но в этот раз меня переоценил. Я не завожу эти связи, они сами как-то заводятся.

— Давайте угощу вас кальвадосом?

— Название звучит благородно, — ответил он заинтересованно. — Кто пьет такое вино?

— Гм, — сказал я, — лучше попробуйте вот этот выдержанный виски.

И все-таки Альбрехт даже заплетающимся языком продолжал рассуждать о разрастающихся территориях, когда другие после первых же глотков коньяка начинают заинтересованно оглядываться, в надежде увидеть женщин.

Лично моему высочеству, объяснял он тяжеловесно, везде не наскакаться, да и не дело это, уважать перестанут, а так до дальних земель все мои распоряжения будут доходить по полгода. А зимой, как вот сейчас, все вообще обо мне будут забывать, и чтобы напомнить, нужно всякий раз летом снаряжать армию, но это трудоемко и дорого.

— Естественно, — говорил он неспешно, — раз личного надзора нет, то все указы будут исполняться так, как угодно местным лордам, а не далекому королю… пусть уже королю.

Я зыркнул с подозрением, но поправлять не стал, буркнул:

— А я и не собираюсь выводить из захваченных территорий войска.

— Точно?

— Абсолютно, — отрезал я. — Или вы думаете, Макс восхочет объявить себя королем где-нибудь в Аганде?

Он сказал с удовольствием:

— Ах, мы побываем и в Аганде?

— Это я так, — ответил я, — к слову пришлось.

— Я так и понял, — сказал он. — Макс не поднимет мятеж, но кто-то возжелает, люди честолюбивы не в меру. Однако подавлять силой — это вызвать еще больше недовольства. Крестьяне обычно все-таки преданы своему лорду, начнут сопротивление, а вам только народных волнений не хватало.

Я понизил голос:

— Граф, к нам идет первая тысяча рыцарей братства Ордена Марешаля. Герцог Готфрид получил не только право, но и указание открывать отделения Ордена во всех королевствах и во всех местах, где это возможно.

Он посерьезнел.

— Орден Марешаля? Да, это… это возможность. Однако… гм…

— Кто будет контролировать сам Орден? — спросил я.

Он наклонил голову.

— Вы проницательны, ваше высочество.

— Спасибо, — ответил я. — У них есть Устав и Правила. На мой взгляд, они совершенны… на сегодняшний день. Совершенны тем, что предусмотрена прозрачность действий Великого Магистра и его конклава.