Кипер выразил свое самое горячее согласие.

– Вот именно, мальчик мой. Ты абсолютно прав.

И хотя папа́ всегда спал как убитый, а Табби была глуха как пень, Эмили постаралась не шуметь, пока одевалась, а ботинки решила зашнуровать только на улице. Напихав в карманы юбки всякой всячины, которая, как она считала, могла пригодиться ей для ночного визита в Честер Грейндж, она по привычке протянула руку за шляпой. Но тут же, широко улыбнувшись, как подобает женщине, перед которой внезапно раскрылся дивный ночной мир, оставила ее болтаться на крючке. Пусть ветер треплет ее локоны сколько ему заблагорассудится, ведь с ней не будет никого, кто скажет ей: «Так не делают, Эмили». Никто не будет указывать, как ей себя вести.

Ах, какая же это была сиятельная ночь – черная, лунная, звездная, и как вольно дышалось на вершине холма. Эмили и представить себе не могла такого великолепия. Луна поднималась все выше, и каждый камень, каждая травинка словно обрели жизнь – совсем новые, незнакомые, они пели полуночному небу. Ветер, неистовый и теплый, не отставал от нее ни на миг, ерошил ей волосы, терся о кожу, напористый, как любовник. А когда Эмили подняла голову и увидела звезды, которые сыпались на нее, словно дождь, ей оставалось лишь воздеть руки и воздать хвалу Господу.

Кипер был тоже увлечен их полуночным приключением, – чуя барсуков и кроликов, он носился туда и сюда, опустив нос в длинную траву, описывал возле нее круги, не задерживаясь, однако, рядом с ней дольше, чем на несколько секунд кряду.

Эмили не нуждалась в особом направлении для прогулки; точнее, она предпочла бы гулять безо всякого направления. Как прекрасно было бы пойти сейчас к водопадам, взглянуть на лесистый бок горы, услышать, как ревет на камнях вода, увидеть, как она серебрится в лунном свете; еще лучше подняться на Понден Кирк и смотреть оттуда вниз, на долину, и чтобы весь мир расстилался у ее ног.

Но Эмили твердо решила, что, раз Шарлотта и Энн уехали в город искать ответ на вопрос о том, кем была Элизабет Честер, значит, ей тоже надо внести свою лепту, и с уверенностью, рожденной близким знакомством с пустошью и местными горами, – а она и впрямь знала их не хуже, чем лица сестер, – Эмили зашагала в сторону Честер Грейндж, держа курс по звездам, как по компасу.

– Кипер, сиди здесь, – сказала Эмили псу, продев свою шаль ему под кожаный ошейник и привязывая ее свободные концы к стволу крепкого молодого дуба. – В доме полно собак, и они наверняка залают, если почуют тебя. А на меня они лаять не будут – они меня видели, и мы с ними подружились. Так что жди меня тут – вот, хороший мальчик.

Кипер, поскуливая, нехотя опустился в длинную холодную траву и приготовился ждать возвращения хозяйки – он знал, в той мере, в какой ему вообще дано было знать, что раз уж она приняла решение, то свернуть ее с пути не удастся.

Прежде чем направиться к дому, Эмили задержалась на холме возле Честер Грейндж и из-под покрова леса оглядела поместье, мысленно благодаря бога за то, что он послал ей такую ясную и светлую ночь.

Дом лежал впереди темной глыбой, в окнах ничего не было видно, лишь где-то на первом этаже мерцала одинокая свеча. Робкий огонек не сулил никаких откровений, но, поскольку другого ориентира на фасаде все равно не было, Эмили двинулась прямо к нему, осторожно ступая в темноте и стараясь не потерять светлую точку из виду.

Не прошла она и половины пути, как услышала громкий топот и вой: это собаки, почуяв ее, неслись ей навстречу; не добежав до нее нескольких шагов, они встали и зарычали, оскалив зубастые пасти. Другая девушка, случись ей прогуливаться одной в темноте, наверняка испугалась бы, но не Эмили Бронте. Она спокойно стояла и ждала, когда собаки немного успокоятся, опустят головы и начнут нюхать воздух.

– Добрый вечер, друзья, – сказала она им ласково и протянула обе руки, приглашая познакомиться с содержимым ее карманов. Она нисколько не опасалась, что псы Честера, приученные убивать всякого, кто вторгнется на его землю, оторвут ей руки, ибо она еще не встречала такой собаки, которая не продала бы душу за пару кусочков нежнейшей тушеной ягнятины.

– Ну здравствуйте, мои хорошие, здравствуйте, – продолжала она, делая пару шагов навстречу животным. – Помните меня, а? Ну конечно, помните. Я ваша знакомая, Эмили. Правильно, хорошие собаки. Я ваш друг.

И точно – навостренные уши расслабились, зато хвосты заработали вовсю, когда псы начали тыкаться мордами в ее ладони, требуя лакомства. Кинув остатки угощения в высокую траву, куда за ним тут же бросились собаки, Эмили еще с минуту понаблюдала за тем, как они вынюхивают нечаянно доставшееся угощение, и спокойно пошла дальше, навстречу темному дому и не менее темным тайнам, которые крылись за его стенами.

Но вот ладонь Эмили коснулась шершавого, прохладного камня стены, вдоль которой она пошла на ощупь, лишь однажды задержавшись, чтобы освободить подол юбки от какого-то колючего куста, вцепившегося в нее и в темноте расцарапавшего ей руку. Одно за другим оставались позади темные окна, пока впереди на гравии дорожки не показалось теплое оранжевое пятно, которое и подсказало ей, что ее цель близко.

Прижавшись спиной к стене справа от освещенного окна, Эмили терпеливо ждала; тьма укрывала ее своим плащом, летняя ночь согревала, и ей было так же спокойно и хорошо, как если бы она вышла погулять погожим летним днем. Не прошло и минуты, как что-то темное мелькнуло в окне, ненадолго закрыв собой источник света. Наверное, Честер.

Очень медленно она придвинулась к окну, повернула голову и буквально краем глаза заглянула внутрь. Перед ней была библиотека: книжные шкафы уходили под самый потолок, и Эмили тут же ощутила знакомое желание затеряться среди книг, открывать обложку за обложкой, перелистывать страницы, оказываясь то в одном, то в другом чудесном мире. Дубина стоеросовая вроде Честера просто не заслуживает такой библиотеки, мелькнула у Эмили раздраженная мысль, ведь он наверняка за всю жизнь не прочел ни одной книги из тех, которые он держит в плену своего невежества. Немного подождав, она рискнула заглянуть в окно уже целым глазом и тут же, забыв обо всем, встала перед окном в полный рост и стала смотреть в него так, как дети, бывает, заглядываются на витрины со сладостями.

Честер стоял к ней спиной и говорил с кем-то, кто сидел в большом кресле возле камина. Точнее, не говорил, а, судя по движениям его рук и плеч, бесновался, порывисто метался перед креслом, никогда, впрочем, не делая больше двух шагов ни вправо, ни влево, так что, сколько Эмили ни вытягивала шею, разглядеть, кто это там с ним, у нее не получалось. Он то молотил руками по воздуху, то вцеплялся ими в волосы и не один раз прятал лицо в ладони, но только для того, чтобы тут же вскинуть голову так, словно он молился богу.

Вдруг он повернулся лицом в сторону окна и сделал несколько шагов на середину комнаты, взял со стола графин и налил себе что-то в стакан. В первый миг Эмили была уверена, что он ее увидел. Жутковатое возбуждение охватило ее. Но она тут же сообразила, что он просто не может ее видеть: библиотека освещена изнутри, и темное окно выглядит, как зеркало, в котором отражается только комната и он сам. Однако Эмили была потрясена, причем не столько его всклокоченной шевелюрой или общим неопрятным видом, сколько красными, мокрыми от слез глазами. Оказывается, чудовище умеет плакать. Что же это за убийца, который льет столько слез?