– Когда мы были там, мадам, комнату уже отмыли, и так тщательно, что мы сразу поняли, как она выглядела бы неприбранной. – И Шарлотта рассказала бедной женщине все, подбирая слова осторожно, чтобы не лгать, но и не усугублять ее тревогу понапрасну. – Нам сказали, что, когда на рассвете в комнату вошла гувернантка, там было очень много крови, но ни следа вашей дочери.

Миссис Ханичерч стоически кивнула, вцепившись обеими руками в носовой платок.

– У моего мужа вышла ссора с мистером Честером, и тот заявил, что больше не несет ответственности за Элизабет. Мистер Ханичерч поехал к констеблю в Китли, но тот, похоже, знает об этом деле меньше, чем вы, поэтому он решил обратиться к мировому в Лидсе, пусть тот поможет узнать, что… что с ней стало.

– Вы отдали им то письмо? – спросила Шарлотта. Миссис Ханичерч покачала головой и вынула письмо.

– Мистер Ханичерч сказал, это ничего не значит, просто на письме написали не ту дату. Он говорит, Лиззи всегда была пустоголовой, а еще письмо доставили с опозданием. Он сказал, никакого смысла во всем этом нет, к тому же теперь он сам взялся за поиски Элизабет, а значит, скоро она вернется домой, а потом и к своему мужу… но я… мне кажется, письмо все же имеет значение. Я даже уверена в этом, хотя и не могу объяснить почему. Может быть, это материнское чутье?

– И оно вас не подвело, я думаю, – сказала Энн. – От этого письма не стоит просто отмахиваться.

– Вчера вы сказали, что только вы и ваша сестра обеспокоены поиском правды об исчезновении моей дочери.

– Мы действительно считаем, что никто не вкладывает в это столько энергии, сколько мы, – кивнула Шарлотта и, подумав, добавила: – И еще наших нанимателей, господ Белл.

– Тогда прошу вас, не бросайте своих поисков, ради меня! У меня есть немного денег, которые я утаила от мистера Честера…

– Ваши деньги нам не потребуются, – торопливо сказала Энн, беря у миссис Ханичерч письмо. – Мы только хотим вам помочь. Мы с сестрой полночи не спали, думая о том, какое беспокойство мы причинили вам накануне, но прошу вас, поверьте, мы пришли вовсе не для того, чтобы причинить вам боль.

– Так вы сестры? – Миссис Ханичерч была удивлена, а Энн с раскаянием поглядела на Шарлотту.

– Да, сестры, – с неохотой признала Шарлотта. – Не имея ни мужей, ни состоятельных родственников, мы вынуждены искать себе приличного занятия, чтобы зарабатывать на жизнь.

– Но вы еще можете выйти замуж, – улыбаясь сквозь слезы, возразила миссис Ханичерч, – в особенности вы, Энн. У вас такое милое, нежное личико. Будь у меня сын, я бы хотела, чтобы он женился на такой славной девушке, как вы.

– Не уверена, что из меня выйдет столь же милая жена. – Энн вяло улыбнулась, чувствуя, как напряглась рядом с ней обиженная Шарлотта. Та изо всех сил делала вид, будто ничего особенного не услышала, ведь замечания вроде этого были ей не в новинку. И все же они ранили куда больнее, чем она готова была признать.

– Я тоже всю ночь не могла заснуть, – продолжала миссис Ханичерч. – Сидела и перечитывала письма Лиззи, думала над каждым предложением и все вспоминала последние недели и дни перед ее свадьбой. – Миссис Ханичерч опустила взгляд на свою руку в перстнях, в которых блестели крупные бриллианты. – Милые дамы, за годы жизни с мистером Ханичерчем я родила семерых детей, и всех, кроме Лиззи, бог забрал у нас еще прежде, чем они успевали прожить с нами хотя бы год. И с каждым разом боль потери становилась все непереносимее, мисс…

– Бронте, – отозвалась Шарлотта, не в силах продолжать лгать перед лицом такой трагической откровенности.

– Некоторые люди думают, что мать, у которой часто умирают дети, привыкает к этому, как будто каждая маленькая жизнь ничего для нее не значит, но это неправда, уверяю вас. Каждый раз, впервые взяв свое дитя на руки, мать привязывается к нему всеми силами своей души, раз и навсегда, ибо разве это крохотное тельце не было частью ее самой еще до того, как появиться на свет? Нет, к смерти детей нельзя привыкнуть, да и незачем. – Слезы стояли в фиалковых глазах женщины, когда она взглянула на Шарлотту. – Шестеро моих малышей, моих нежных крошек, которые уже агукали и улыбались мне, сошли в сырую могилу прежде, чем я услышала от них слово «мама», и каждый раз я надеялась, что смерть заберет и меня. Я даже просила мужа, чтобы он… чтобы я не понесла больше, но он сказал, что мы должны во всем полагаться на Господа, и оказался прав. Потому что бог в конце концов дал нам Лиззи, и она не только не умерла, но выросла, стала женщиной и вышла замуж, и я как-то привыкла считать, что теперь с ней уже ничего не может случиться. И как же я обожала ее в детстве, вы даже представить себе не можете, мисс Бронте, как я ее обожала, мою дорогую, любимую девочку!

– Разумеется, – сказала Шарлотта. – Ведь это так естественно.

– Мы хотели, чтобы у нее в жизни все было самое лучшее, а она, как покорная дочь, всегда полагалась на наш выбор. В ее восемнадцатый день рождения мы стали вывозить ее в свет, и на первом же балу она повстречала Честера. Немало прекрасных молодых людей мечтали тогда назвать ее своей невестой, но мы чувствовали, что лишь Честер может дать ей то, чего мы для нее желали.

– И чего желали для своей дочери вы? – спросила Энн.

Миссис Ханичерч слегка поерзала на стуле и опустила глаза.

– Это было желание моего мужа. Мистер Ханичерч, как сейчас говорят, сам себя сделал, а некоторые называют нас нуворишами. И будь мы хоть в тысячу раз богаче их, они все равно будут глядеть на нас сверху вниз. А для мистера Ханичерча это непереносимо. Мы надеялись, что богатое приданое Лиззи привлечет к ней человека с таким происхождением, благодаря которому и наша дочь, и ее будущие дети поднимутся в обществе и станут респектабельными.

Шарлотта серьезно кивнула и, собрав все свое мужество в кулак, приготовилась задать этой милой, несчастной женщине неизбежный вопрос.

– Миссис Ханичерч, когда мы разговаривали с вами вчера, вы обмолвились о том, что… что мистер Честер способен навредить вашей дочери, если узнает о ней некую правду. Я понимаю, как вам сейчас трудно, но если вы действительно хотите, чтобы мы помогли вашей дочери, расскажите нам о ней всю правду, какой бы шокирующей она вам ни казалась. Помните, все, что вы откроете нам сейчас, останется строго между нами.

Миссис Ханичерч покачала головой раз, потом еще раз и прижала ко рту платок.

Шарлотта переменила позу и, помешкав, подвинулась вперед, поближе к собеседнице.

– Миссис Ханичерч, – заговорила она почти шепотом, беря старшую женщину за руку. – Может быть, вам станет легче, если мы сами скажем, что до нас дошел слух о привязанности, которую, возможно, питает Элизабет к другому мужчине, не к мужу?

Сначала миссис Ханичерч была как будто шокирована откровением Шарлотты, но скоро потрясение прошло, оставив по себе лишь печаль.

– Я говорила вам, что моя Элизабет не знала узды в детстве, – начала она. – И что я потакала ей во всем. И что она была такой умницей, хорошо играла на пианино, и рисовала тоже хорошо. Вот я и умолила мистера Ханичерча нанять ей двоих учителей: молодого мужчину, чтобы учить игре на фортепиано, и молодую леди, учительницу рисования и всего остального. Мистер Честер ведь тоже хотел образованную жену, понимаете. Вот я и убедила мужа, что так у Лиззи будет больше шансов найти хорошего мужа. – Миссис Ханичерч покачала головой. – Но уже через несколько месяцев стало ясно, что учитель музыки, некий мистер Уолтерс, воспользовался добротой и доверчивостью нашей девочки. Очень сильно воспользовался. Ей было тогда всего пятнадцать, и она просто бредила любовью.