Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа говорил:
– Я не вожак, друзья. Вам придется самим выполнять то дело, которое вы задумали. Но я долго молчал и в это время много думал о жизни. Если вы будете с радостью внимать и воспринимать, я покажу вам простыми словами, как нынче живут люди.
– Давай, Хачик, расскажи им, – бодро задавал тон Карапет, который вчера от страха просвечивался до кишок, можно было даже рассмотреть его чуть увеличенную печенку.
Папа размял губы и начал:
– Вот собрались однажды все козы и написали волчьему народу такое послание: «Мудрому и могущественному и победоносному народу волчьему, Богом укрепленному. А пишем ему мы, немощный и жалкий, неразумный и беззащитный козий народ. Бьем мы челом и рогами и приветствуем великославное царство ваше, волки. Молим сжалиться над нами и заключить с нами любовь и мир и дружбу, чтобы прекратилась между нами вражда наследственная. Как слышали мы, так делают цари других народов».
– Ха, и что ответили волки? – спросил нервный диссидент.
Папа посмотрел на нетерпеливого и покачал головой. Товарищ последнего – безумный Гагик – толкнул его в бок. Папа продолжал:
– Прочел послание волчий народ, кто там был у них грамотный, и обрадовался доброму предложению. И написали волки козам послание, которое гласило: «Мудрейшему, блаженнейшему, благочестивому, обновляющему души, святому козьему народу пишем мы, грешный, злонравный и бесстыжий волчий народ. От всей души приветствуем мы вас и уведомляем, что ваша просьба нашептана Богом, и она и есть источник благ. Но мы слыхали от стариков наших, что старый пастух и его злой пес суть виновники ссоры между нами и вами. И если вы изымете их, мы с радостью исполним то, что вы изволили нам предложить. И будут жить наши народы в мире и согласии».
– И что козлы? – не выдержав, хмыкнул психиатр Тигран, который в лесах растерял многое из того, что изучал в медицинском институте.
– И прочли это козы, и прогнали прочь старика-пастуха и пса его, лохматого и грозного. И приняли клятвенную грамоту и договор о любви и дружбе сроком на сорок лет. Время ликования пришло на землю козьего царства. Козы высыпали беззаботно, стали пастись по горам и полям, под тенью дерев, у вкусных лугов, вдоль студеных родников.
– И все?! – теперь взорвался вопросом безумный Гагик.
– Потерпели волки сорок дней и потом, собравшись, всех коз истребили, – закончил папа.
– Ну и в чем мораль? – высокомерно усмехнулся психиатр Тигран.
– И наступил мир, – тихо закончил папа.
Гости переглянулись. Потом один за другим стали хихикать, пока, наконец, не сотряслись диким хохотом.
Дед недовольно покачал головой. Он подождал, не захочет ли Хачик продолжить, но увидел, что тот, довольный, добродушно улыбается, ведь рассказ его понравился гостям. Дед Серёж, как человек обстоятельный и справедливый, не любил оставлять дело на полдороге, пусть даже это была просто детская сказочка.
– У этой притчи есть назидание. О нем не сказал еще мой сын. А ведь это очень важно.
– Говори, отец, – тут же угомонились гости, давая возможность почтенному старику почувствовать себя главой стола.
– Трудно утвердить мир среди тех, у кого сердце от природы ожесточилось во вражде.
Гости закивали.
– Ожесточение сердец возникает вследствие ненависти народа к народу, рода к роду, человека к человеку. Об этом и в книгах пишут, и в газетах частенько. Потому и трудно установить любовь и мир между народами, как то хорошо видно на примере богатых и бедных и общей классовой непримиримой борьбы на всей планете.
Дед закончил фразу и эдак взмахнул в воздухе рукой. Очарование притчи, которое вроде бы должно было раствориться благодаря дедовской «борьбе классов», вернулось, но не в прежнем обличье безупречной мудрости. Вроде и вывернул старик наизнанку святую простоту, но все-таки не опошлил ничего. Слушатели, которые еще недавно чувствовали себя пигмеями рядом с бушующим миром образов сапожника Хачика, повеселели и перестали комплексовать. А дед, как будто у них было договорено, кивнул сыну, как музыкант-джазист, отыгравший положенное соло и передавший партию товарищу-оркестранту. Папа видел: гости недовольны.
– Я снова говорю вам – каждому свое место, – вновь начал мой отец. – И в дружбе, и в деле. Больше добавить ничего не смогу. Разочаровал вас?
– Да уж. Мы думали, ты обрадуешься, что такие бравые ребята пришли к тебе и говорят – бери нас, мы станем одним целым. А ты нас с вечера до утра потчуешь какими-то сказками.
Хачик коснулся ладонью сердца.
– Я бы взял, люди! Да ответственность не по силам. Я еще должен вырасти над собой. Мне еще самому многому надо научиться. Поймите меня, братья, и будьте ко мне снисходительны.
– Ладно, – ответили лесные бородачи. – Только когда ты вырастешь над собой, обещай, что дашь нам знать.
Отец кивнул серьезно и искренне.
– А мы будем поблизости. Мы будем присматривать за тобой, – сказал психиатр Тигран, словно папа был пациентом его клиники. А диссидент уточнил:
– Во-первых, чтобы не пропустить момент, когда ты вырастешь над собой.
– А во-вторых, чтобы кто-нибудь тебя не обманул. Ты ведь как ребенок, – закончил безумный Гагик.
– Только обещайте не обижать людей на дорогах.
– А на что мы будем жить?
– Я буду давать вам денег, – обреченно вздохнул отец. – Не много, но на пропитание вам хватит.
Так у моего отца Хачика Бовяна появилась маленькая армия на содержании, которая по первому зову могла прийти к нему на выручку. Они клялись в вечной преданности, хотя из них никто не вытягивал обещания клещами. Папа понимал – пока, и, возможно, довольно долго, их рвение останется невостребованным, но решающий день мог настать внезапно.
Бородачи ушли в горы и предались важному делу. Они поддерживали воинственный дух и настоящую спортивную форму. Стреляли по мишеням, охотились и пытались понять, надул ли их Хачик Бовян или это они невольно обвели его вокруг пальца. Они бы не хотели, чтоб в один прекрасный день этот предприимчивый сапожник выставил бы им счет за содержание. Но сколько бы лесные люди ни говорили об этой встрече холодными ночами у костра, они никак не могли найти хоть какой-нибудь самой незначительной логической прорехи.
Но и Хачик терзался мыслями. В наших местах в одном доме чихнешь – вся деревня отвечает «будь здоров». Люди уже, пожалуй, прознали, какие гости приходили сегодня ночью в дом Бовянов. А советскую власть, несмотря на объявленную ею перестройку, никто пока не отменял. Доморощенные абреки выдвигали политические требования, готовые хоть немедленно, втроем, начать священную войну с сопредельной Турцией за подаренную ей когда-то Лениным двуглавую гору Арарат, прекраснее которой нет ничего на свете. Кто видел, тот поймет. Так что же теперь, ждать ли Хачику визита милиционера Фаэтона или брать рангом повыше сельского гаишника? Папа решил посоветоваться с отцом.