II Aum Ganaadhyakshaaya namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II

— Ты любил ее.

— Да, я вам это уже говорил.

— Она была твоей возлюбленной. Вы были вместе, она лежала в твоих объятиях, вы соединялись.

— Откуда вы это знаете?

— Я долго думал. Твоя история затронула мне сердце. Моя жена даже утверждает, будто я пренебрегаю моими обязанностями главы дома.

— Сердце? Что это значит? Если кто-нибудь скажет, ты затронул мои карманы, это я пойму. А какая милостыня от сердца?

— Сердцем больше или меньше, но дела между вами были весьма запутаны.

— Речь уже не про рекомендательное письмо, правда же?

— Ты обладал ей, а потом как сводник вручил ее Бёртон-сахибу?

— Слова, которые вы употребляете… они неправильные.

— Я хочу знать!

— Да. Я обладал ей. И до и после.

— В его доме?

— Да. В его доме, в нашем доме. Вы довольны?

— Когда он там был?

— Иногда, ночью, вначале она была у него, потом у меня. Обычно, когда он уезжал, во Мхов, в Бомбей. Однажды его направили в Сурат.

— И ты не стыдился?

— Почему я? Он должен был стыдиться. Вы не понимаете, он жаждал ее, это была похоть. А я любил, по-настоящему любил, не буду лгать, когда она и я оказывались наедине, я реагировал как буйвол, чтобы устоять против нее, требовалось бы неисчислимое количество тапаса. Я сознаюсь в этом, но это было не основное. Я боготворил ее, а он втоптал ее в грязь.

— А прочие слуги?

— Они все знали, как мог я скрыть от них?

— А если бы они тебя выдали?

— Они зависели от меня. Они не решились бы на такое.

— То есть ты наслаждался ситуацией, которую сотворил?

— Нет, я не наслаждался. Случилось такое, чего я не ожидал. Такое, чего я не мог предвидеть. Самое ужасное.

— Знаю. Думаешь, я забыл, что она умерла.

— Раньше, еще раньше. Она умерла для меня не единожды. Она мне вдруг отказала, совсем неожиданно.

— Физически?

— Она ничего не объяснила. Я ничего ей не сделал. Вначале она отсылала меня, несколько раз, потому что заболела или устала, и я оставлял ее в покое. Я уважал ее. Потом она сказала, что не хочет больше находиться со мной наедине в одной комнате, не хочет, чтобы я к ней прикасался.

— Она почувствовала в себе больше любви к фиренги.

— Любовь? Вы не знаете, о чем говорите. Ее любовь была всегда искусственной. Фальшивая любовь.

— Так почему же она тебя отвергла? Фальшивая любовь безбрежна.

— Она вообразила себе, что сможет уловить сахиба. Он стал тем временем от нее уже зависим, она подсчитала, во сколько драгоценностей обойдется эта зависимость. И не хотела рисковать добычей. Такая женщина любит только прибыль.

— Ты и раньше так думал, до того, как она тебе отказала?

— Она не должна была со мной так поступать.

— Если она была столь расчетлива, как ты ее сейчас представляешь, значит, отдавалась тебе из необходимости.

— Я уважал ее.

— Но если она могла любить.

— Она не могла.

— Ты судишь несправедливо. Я не был с ней знаком, но если твои слова верны, если вы оба, и ты, и фиренги, испытывали к ней столь сильные чувства, она должна была отвечать на них, хотя бы отчасти. Или вы оба влюбились в химеру? У меня впечатление, что два слепца делили женщину, которой больше всего хотелось, чтобы ее увидели.

36. РУДНИК ДОБРОДЕТЕЛИ

Примерно девятнадцать столетий тому назад, если вы были внимательны, мой шишиа, то уже знаете, что мы не гонимся за точностью до столетия, итак, давным-давно в славном городе Удджайини, называющемся сегодня Удджайн, родился принц, носивший имя, которое давало ему право на все, имя, слишком великое для одного человека, которое дали ему в стремлении, что отмеченный этим именем человек перерастет себя, сравнявшись с именем — высокая надежда, какая редко оправдывается, поскольку обычно имя поглощает мелковатого человека. Вы задаетесь вопросом, как же его звали, не правда ли? Это был Викрамадитья. Вы хороший ученик, потому мне не требуется переводить вам смысл. Возвышенное имя, чересчур возвышенное для повседневности. Его сократили до Викрама, не потому что древние страдали от нехватки времени, но потому что краткая форма призывала юношу к обозримым подвигам. Уже принцем наш герой носил имя Викрам, а как король Викрам он остался в памяти поколений. Вы, англичане, надо думать, сократили бы его имя и дальше — Вик. А книгу, о которой я хочу вам сегодня рассказать, мой шишиа, назвали бы «Вик и вампир», что звучало бы словно история для детей, хотя это история для тех, кто ничего не боится. Король Викрам не был наследником престола в царстве Удджайини, это привилегия выпала его сводному брату Бхартирихари, и Викрам, наверное, стал бы отшельником, странствующим по стране, чтобы не поддаться грехам, какие приходят в голову на привале, если бы брат не опередил его, если бы Бхартирихари сам не ступил бы на самый тернистый и каменистый из всех путей из-за разочарования, которое не мог преодолеть, разочарования в любви. Представьте себе, мой шишиа, вам дарят яблоко, яблоко бессмертия, действенное лишь для одного человека, и вы передаете подарок дальше, вашей возлюбленной, а она, вы уже предчувствуете катастрофу, дарит яблоко…

— Ее любовнику. Я знаю уже эту историю.

— Ох. Откуда же?

— Не помню. Подцепил где-то.

— Счастлив человек, кому удается подцеплять где-то столь ценные истории. Пусть даже в постели.

Бёртон молчал, мысли переполняли его. Как Упаничче узнал о Кундалини? Наукарам точно молчал. Другие слуги не осмелились бы и словом обмолвиться. Может, Упаничче общался с другими британскими офицерами? Он не решался его спросить. Он ощущал стыд и к тому же уже знал ответ: от гуру ничего не скрыть. Маятник, что отталкивался от шутки и улетал в серьезность. Начиная с этого дня он заметил, как гуру вплетает в занятия присутствие в его жизни Кундалини, он замечал это по темам, которые тот затрагивал, по пословицам, которыми гуруджи его одаривал. Однажды, посреди разговора, который вел во все стороны, учитель сказал: «Лишь одно дарует настоящую физическую радость — чего ты с трудом добился у женщины, которая не является твоей». Бёртон тем временем привык к подобным неожиданностям. Его уже мало шокировали высказывания такого рода из уст уважаемого и почтенного учителя. Он послушно спросил об источнике данной мудрости. Это слова Ватьсьяяны, мой шишиа, автора труда, который мог бы оказать тебе большую пользу. Он называется «Камасутра» и содержит именно то, что обещает ее название — искусство любви.

— Имеется в виду божественная любовь?

— Божественная — в том смысле, что боги дали нам способность к ней. Но не любовь к богам, ей в данном произведении уделяется немного места.